Очень интересно жить в
бане. Не спешу готовить пищу, а просто сижу и пытаюсь почувствовать себя
вроде как дома. Но этого не получается. Окружающее со всех сторон дерево
продолжало казалось чужим и от моих умственных усилий родней не становилось.
Дерево не было агрессивно настроенным - оно бесчувственное, как стерильный
бинт.
Я сидел в бане и не чувствовал уюта, как будто вдруг оказался совсем
один и голый среди бескрайней пустыни, и негде приткнуться для жилья, и
получить порцию необходимой для человека жалости - все вокруг чужое и
одинаковое.
Пришел Женя и позвал к себе в гости. Мы ели суп из сохатины и почти
сырую рыбу.
Жизнь Женя прожил лесником, это его на карте обозначили как "Лесн.".
Жил он здесь страшно долго, пока не состарился до пенсионера. Лицо
сморщилось от возраста и в лучах керосинового пламени было похоже на лицо
мумии фараона, которого я видел в Стамбуле.
- Два года назад у меня собака из тайги принесла человеческую руку, -
начал Женя задушевный разговор.
-?...
- Милиционеры личность обглоданных животными человеческих остатков так
и не установили. Безнадежное это дело искать убийцу в тайге, - сказал Женя.-
Вот ты, к примеру, один, без ружья, без рации, и даже приемника у тебя нет
погоду слушать. Никто тебя не ждет на основании контрольного срока. Случись
чего - никто тебя и не кинется. А кинутся - так не скоро и найдут: до
Северобайкальска целый континент расстояния. А потом кто-нибудь обнаружит
все, что от тебя сохранилось, а узнавать уже нечего. Так народ здесь и
пропадает: уходит, бывало, в тайгу - и с концами. А ты один. А знаешь, что
там впереди, за Ольхоном? Там, брат, глушь. Сам увидишь.
Снаружи в ночи выл ветер. Во все стороны от меня и Жени простиралась
бескрайняя тайга. Мы сидели за столом и молча смотрели друг на друга. Свет
керосинки нарисовал под глазами у нас страшные черные тени. По-моему Женя и
сам испугался того, что наговорил. Я представил Байкал, каким он видится из
космоса, и понял, что, действительно, трудно будет обнаружить мои кости,
обглоданные дикими животными, и еще трудней опознать по ним меня.
На пустынном берегу стоял одинокий странник и держал в руках мой череп.
Путник никак не мог решиться, что делать - оставить находку валяться дальше
или взять домой в качестве сувенира. Подумав с минуту, он положил ее на
место и пошел путешествовать дальше. Не взял он мою засушенную голову,
потому что лень было с ней таскаться в дальней дороге. Череп имел дурной
запах и мог провонять все вещи в рюкзаке. Я остался загорать и
обветриваться. Одиноко мне было, но надежда на то, что стану сувениром и
буду стоять на чьей-нибудь полке, не покидала насовсем, потому что помер я
слишком рано и еще не разучился надеяться. Байкал...
За долгую жизнь в глуши у Жени накопилась тьма невысказанных мыслей , и
он хотел начать с самого главного и уже было начал, но невольно скатился к
наболевшему и почти к бытовому - к проблеме прописки его в этом захолустье.
Что-то там у него не вязалось с начальством, но все, в конце концов,
разрешилось, и он стал теперь полноправным хозяином своей хижины.
Было уже за полночь, когда я пошел спать. Банька одиноко стояла на
берегу моря и мне показалось, что ждет меня, только стесняется в этом
признаться. Для меня она не была уже совсем чужой, я немного привык к ней -
ведь она мой дом, пусть на одну ночь, но все-таки дом.
Наутро пробудился счастливым и непонятно почему. Банька за ночь
сделалась уютной, как будто волшебник поработал, пока я спал. Обжитость
образуется не от того, что ты запомнил расположение предметов внутри жилища,
а от чего-то другого, более существенного и таинственного, от мыслей,
наверное, или от снов.
Удивительная вещь странствие - ураган встреч и разлук, новоселий и
переездов. Все смешивается и превращается в настоящий праздник - сказочный
карнавал жизни. Хочется любить мир.
Небеса не предвещали ничего хорошего. Они были мрачны, как будто не
умылись с утра и не сделали зарядку. По морю носился ветер.
Я уселся на прибрежную землю и задумался о Байкале. По-моему, ни об
одном сибирском объекте природы не написано столько всякой всячины, как о
Байкале. Неутомимая жажда знаний, которой были воодушевлены исследователи,
толкала их на научные подвиги, не имеющие к сути здешней природы никакого
отношения. Первопроходцы ринулись измерять и описывать Байкал с
поразительной дотошностью. Нет такого моря в мире, где берега были бы так
детально описаны и измерены. Взять хотя бы труды Я. Черского. В Ленинской
библиотеке откопал отчет его экспедиции по исследованию берегов Байкала. Все
уважают Черского, и я тоже: - великий муж и герой. Но ведь его исследования
- это препарирование живого существа. Представьте себя на месте Байкала,
представьте, что измерили вас полностью, вычислили все, что только можно
вычислить: вес печени, объем мозга, кислотность желудочного сока и т.д.
Потом записали все аккуратно в книжечку, которую предъявят всякому, кто
пожелает с вами познакомиться. А может, с вами захочет познакомиться женщина
на предмет любви и увидит вас записанного в книжечке по частям с безумным
количеством подробностей. Всего в этой книжечке будет в изобилии: научных
выводов, оригинальных вычислений и табличных данных, всего там будет вдоволь
- не будет только вас, потому что вы - не деталь и не подробность, и не суть
физико-химического процесса, вы даже не их совокупность, вы - вещь неделимая
и неизмеряемая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94