Насимонте пристально посмотрел на Валентина. - Ведь это метаморф сразил его
тогда в лесу? Теперь-то доказано?
- Какая теперь разница, кто убил его? - неохотно сказал Валентин. - Он
умер, и его трон перешел ко мне, как к другому сыну нашего отца. Я никогда и
не мечтал носить эту корону. Все знали, что она предназначена Вориаксу.
- Но его ждала иная судьба. Бедный Вориакс.
- Да, бедный Вориакс. Стрела поразила его, когда он охотился в лесу на
восьмом году своего корональства - стрела из лука какого-то метаморфа,
затаившегося в чаще. Приняв корону своего погибшего брата, Валентин обрек
себя на неизбежное сошествие в Лабиринт, когда старый понтифик умрет и он,
коронал, займет его место.
- Ты верно сказал - так распорядилась судьба. И теперь я понтифик. Но я
просто не могу все время сидеть под землей - и не стану.
- Да кому какое дело? Понтифик может поступать, как ему угодно.
- Да, но не выходя за рамки закона и обычая.
- Ты сам творишь закон и обычай, Валентин. Ты всегда так поступал.
Валентин понимал, что Насимонте имеет в виду. Понтифик всегда был не
совсем обычным монархом. Во время своего изгнания он скитался по свету как
бродячий циркач, забыв о своем титуле из-за амнезии, которой наделили его
сторонники узурпатора. Эти годы изменили его необратимо, и он, даже вернув
себе свои права, продолжал вести себя так, как немногие короналы до него:
общался с народом, весело проповедуя мир и любовь - и это в то время, когда
метаморфы готовили свою тщательно выношенную войну против ненавистных
завоевателей.
И когда война наконец вынудила Валентина принять сан понтифика, он тянул
сколько мог, прежде чем сдать верхний мир своему протеже Хиссьюну и
спуститься в подземное царство, столь чуждое его солнечной натуре.
За девять лет своего понтификатства он пользовался любым предлогом, чтобы
выйти наружу. Все понтифики до него покидали Лабиринт разве что раз в десять
лет, и то лишь затем, чтобы присутствовать на торжественной церемонии в
замке коронала. Но Валентин убегал при малейшей возможности и шатался по
свету, как будто по-прежнему должен был совершать Выходы, входившие в
обязанности коронала. Хиссьюн в таких случаях проявлял большое терпение, но
Валентин не сомневался, что молодого коронала раздражает столь частое
появление старшего монарха на публике.
- Я меняю то, что считаю нужным, - сказал Валентин. - Но ради Хиссьюна я
обязан лезть на глаза как можно реже.
- Ну, теперь, во всяком случае, ты вылез из-под земли!
- Так-то оно так, но на этот раз я охотно бы остался. Только потому, что
Хиссьюн в Зимроэле...
- Как же, как же. У тебя просто не было выбора. Кроме тебя, это следствие
никто провести не мог. - Они помолчали. - Скверное дело - это убийство, -
сказал наконец Насимонте. - Подумать только - раскидали куски этого бедолаги
по всему алтарю! Тьфу!
- А с ним, боюсь, пришел конец и нашим стараниям наладить отношения с
метаморфами.
- Ты думаешь, тут замешана политика?
- Кто его знает. Но я опасаюсь худшего.
- Ты? Неисправимый оптимист?
- Правильнее было бы назвать меня реалистом, Насимонте. Реалистом.
- Как будет угодно вашему величеству, - засмеялся старый герцог. И снова
наступила пауза, еще длиннее предыдущей. Потом Насимонте заговорил уже
спокойнее: - Я должен попросить у тебя прощения, Валентин. Я был слишком
резок сегодня, говоря о перевертышах как о гадах, которых следует истребить.
Ты же знаешь, в самом-то деле я так не думаю. Я старый человек и могу порой
ляпнуть такое, что сам себе удивляюсь.
Валентин кивнул, но промолчал.
- И еще мне не следовало говорить, что археолога убил кто-то из его
сородичей. Ты верно сказал - выводы делать еще рано. Мы еще и не начинали
собирать улики. Непростительно с моей стороны утверждать...
- Напротив, Насимонте. Очень даже простительно.
- Ваше величество? - растерялся герцог.
- Не будем играть в игры, дружище. Здесь нет никого, кроме нас с тобой, и
мы можем говорить правду без прикрас, не так ли? Да, я сказал тебе, что рано
делать выводы, но этот вывод так очевиден, что напрашивается сам собой. Нет
никакой рациональной причины, чтобы кто-то из археологов-людей - или
гхайрогов, если на то пошло, - вздумали убить одного из своих коллег.
Впрочем, я не вижу, зачем это могло бы понадобиться кому бы то ни было.
Убийство - такая редкость, Насимонте. Нам не понять мотивов того, кто
способен это совершить, - однако кто-то тем не менее это сделал.
- Верно.
- А чьи мотивы нам понять труднее всего? По моей логике, убийцей почти
наверняка должен быть перевертыш - участник экспедиции или тот, кто пришел
извне с заранее обдуманным намерением убить.
- Да, это резонно. Но зачем было перевертышу убивать одного из своих?
- Даже представить себе не могу. Потому мы и приехали сюда в качестве
следователей. И у меня такое чувство, что ответ, когда мы его найдем, не
доставит мне удовольствия.

Археологи ужинали на открытом воздухе, под ясным черным небом с
ослепительными звездами, льющими холодный свет на таинственные руины.
Валентин познакомился со всей командой Магадоне Самбисы. В ней было семна
дцать археологов: шесть человек, двое гхайрогов и восемь метаморфов. Все они
казались мирными существами, настоящими учеными. Воображение Валентина
отказывалось представить, чтобы кто-то из них мог убить и расчленить своего
почтенного коллегу.
- Это единственные лица, которые имели доступ в зону раскопок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24