Я поставляю скот даже в Южную Америку… Теперь я полностью в вашем распоряжении. Через час совсем рассветет. Если вам нужна машина куда-нибудь поехать… Или если у вас есть вопросы ко мне… Я не хочу ни в чем вас стеснять… Будьте как дома…
Он говорил с широкой улыбкой на лице, но оно, пожалуй, омрачилось, когда Мегрэ кратко сказал в ответ:
– Ну что ж, если вы не возражаете, я пойду пройдусь… Дорога была такая топкая и грязная, словно канал протекал как раз под нею, а не рядом.
Справа возвышалась железнодорожная насыпь. Впереди, примерно в километре от дома, виднелось ярко освещенное здание; судя по красным и зеленым огням рядом с ним, то была станция. Оглянувшись и заметив, что на втором этаже зажегся свет еще в двух окнах, Мегрэ подумал об Альбане Гру-Котеле и с недоумением вспомнил, как его удивило, а вернее, даже раздражило известие, что тот женат. Небо прояснилось. Миновав станцию, Мегрэ свернул налево. Начинался городок. Окна нижнего этажа одного из первых домов были освещены, над ними виднелась вывеска «Золотой лев». Мегрэ вошел. Он очутился в длинном зале с низким потолком, где все – и стены, и потолочные балки, и узкие деревянные столы, и скамьи без спинок-было коричневого цвета. Плита в глубине зала еще не топилась. У камина, в котором медленно горели дрова, женщина неопределенного возраста, склонившись над решеткой, варила кофе. Она мельком взглянула на вошедшего, но не произнесла ни слова. Мегрэ сел за столик под тускло светившей пыльной лампочкой.
– Рюмку местной наливки! – попросил он, стряхивая водяную пыль с набухшего в тумане плаща.
Женщина ничего не ответила, и он решил, что она не расслышала. Она продолжала ложечкой мешать кипевший в кастрюльке кофе, по запаху малособлазнительный. Когда кофе был готов, она перелила его в чашку, поставила на поднос и направилась к лестнице, на ходу бросив Мегрэ:
– Сейчас спущусь.
Мегрэ был убежден, что кофе предназначался Када-вру, и он не ошибся: доказательством тому было знакомое пальто, которое он заметил сейчас на вешалке. Наверху, у него над головой, послышались шаги – это в комнату вошла хозяйка, и голоса, но о чем говорили, Мегрэ не разобрал. Прошло минут пять. Потом еще столько же. Мегрэ тщетно несколько раз стучал монеткой по столу. Наконец через добрых четверть часа женщина спустилась. Вид у нее был еще более неприветливый, чем раньше.
– Что вы просили?
– Рюмку местной наливки.
– Нету.
– У вас нечего выпить?
– Наливки нет, а коньяк есть.
– Тогда дайте коньяку.
Женщина подала ему коньяк в рюмке из такого толстого стекла, что в нее поместилось всего несколько капель.
– Скажите, мадам, это у вас, конечно, вчера вечером остановился мой друг?
– Не знаю, ваш ли он друг…
– Вы поднимались к нему?
– У меня постоялец, и я подала ему кофе.
– Насколько я его знаю, он, конечно, засыпал вас вопросами, не так ли?
Найдя тряпку, хозяйка принялась вытирать на столах оставшиеся с вечера винные пятна.
– А это правда, что Альбер Ретайо был у вас вечером накануне своей гибели?
– А вам что за дело?
– Он, верно, был славным малым. Мне рассказывали, будто он в тот вечер играл в карты. Во что у вас здесь играют, в бел от?
– В куанше.
– Значит, играл с друзьями в куанше… Он, кажется, жил вместе с матерью? Я слышал, она достойная женщина.
– Хм…
– Что вы сказали?
– Я? Ничего. Это вы говорите без умолку, и я не пойму, к чему вы клоните.
Наверху снова послышалось какое-то движение. По-видимому, Кавр одевался.
– Она живет далеко отсюда?
– В конце улицы, в тупичке… Дом с тремя каменными ступеньками…
– А мой друг Кавр, что остановился у вас, еще не был у нее?
– Интересно, как он мог пойти к ней, если он только встает?
– Он пробудет здесь несколько дней?
– Я этим не интересовалась…
Хозяйка распахнула окна, чтобы откинуть ставни, и Мегрэ увидел, что на улице уже почти светло, но утро пасмурное.
– А как вы считаете, Ретайо в тот вечер был пьян?
Она вдруг огрызнулась:
– Не больше, чем вы, хотя вы и пьете коньяк ни свет ни заря!
– Сколько с меня?
– Два франка.
Гостиница «Три мула», более современная на вид, находилась как раз напротив, но Мегрэ не счел нужным заходить туда.
Кузнец разводил огонь в своей кузнице. Какая-то женщина прямо с порога дома выплеснула на середину улицы ведро помоев. Раздался слабый звоночек, напомнивший Мегрэ его детство, и из лавки булочника с батоном под мышкой выбежал мальчик в деревянных башмаках. В окнах, когда Мегрэ проходил мимо, колыхались занавески. Чья-то рука протерла запотевшее стекло, и он увидел старое, морщинистое лицо с красными, как у Кадавра, веками. На правой стороне улицы возвышалась церковь из серого камня с потемневшей от дождя шиферной крышей, и из нее вышла женщина. Худощавая, лет пятидесяти, одетая в глубокий траур, она держалась очень прямо. В руке у нее был молитвенник, завернутый в кусок черного крепа. Не зная, куда идти дальше, Мегрэ остановился на углу небольшой площади, над которой дорожный знак предупреждал автомобилистов: «Школа». Мегрэ проследил глазами за женщиной. Он увидел, что, дойдя до конца улицы, она свернула в какой-то тупичок, и сразу же почему-то решил, что это мадам Ретайо. Вспомнив, что Кавр еще не был у нее, Мегрэ поспешил вслед за ней. Он не ошибся. Когда он вошел в тупичок, женщина уже поднялась по трем ступенькам к двери небольшого домика и вынула из сумочки ключи.
Несколько минут спустя Мегрэ постучал в стеклянную дверь, завешенную изнутри гипюровой занавеской.
– Войдите.
Женщина только успела снять пальто и шляпу с крепом. Молитвенник еще лежал на покрытом клеенкой столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41