Я вновь представляю себе, как она встает, побледнев, силясь самоуверенно улыбнуться и с блеском разыграть главную часть партии. Взгляд ее, обежав комнату, остановился на единственном не заваленном бумагами углу письменного стола, и, задрав юбку до талии, она запрокинулась с негромким:
— Лучше уж вы попользуйтесь, пока меня не посадили.
Трусиков на ней не было. Так впервые я увидел ее тощие ляжки, по-девчоночьи выпуклый живот, темный треугольник лобка, и кровь совершенно беспричинно ударила мне в голову.
Я видел ее запрокинутое лицо рядом с настольной лампой и вазой с цветами, которые Борденав меняет каждое утро, а она тоже старалась не сводить с меня глаз и ждала, мало-помалу теряя уверенность в удаче, потому что чувствовала: я не реагирую.
Потребовалось известное время на то, чтобы глаза у нее увлажнились, она шмыгнула носом, нащупала наконец рукой край юбки и, еще не опустив ее, разочарованным и униженным тоном пробормотала:
— Это вам ничего не говорит?
Она медленно поднялась, повернувшись ко мне спиной, и, все так же пряча лицо, покорно осведомилась:
— Значит, полный отказ?
Я закурил сигарету и в свой черед выдавил, глядя в сторону:
— Садитесь.
Она повиновалась не сразу и, прежде чем повернуться ко мне, громко, по-детски высморкалась.
Ей-то я и звонил сейчас на улицу Понтье, где у нее лежит в постели мужчина, с которым я знаком и которого только что не просил стать ее любовником.
Телефон зазвонил, когда я раздумывал, стоит ли писать еще. Я узнал голос жены:
— Все работаешь?
Я заколебался:
— Да нет…
— Может, заедешь за мной? Здесь Мориа. Корина собирается, если ты явишься, оставить нас обедать с четырьмя-пятью приятелями.
Я ответил «да».
Итак, сейчас я уберу «свое» досье в шкаф, решу, за какими книгами библиотеки буду держать ключ, а потом пойду одеваться.
По-прежнему ли прячется под мостом Мари чета клошаров?
Глава 2
Вторник, б ноября, вечер.
Я поднялся в спальню, чтобы переодеться, и позвал Альбера.
— Выведете машину и отвезете меня на улицу Сен-Доминик. Мадам, полагаю, взяла «четыре аш-вэ»?
— Да, мсье.
У нас две машины и шофер, он же дворецкий, но судачат главным образом о шофере. Его наличие объясняют наивным тщеславием выскочки, хотя нанял-то я его по совсем уж другой, смехотворной причине.
Сиди передо мной клиент и скажи он мне то же самое, я, несомненно, оборвал бы его:
— Ограничьтесь изложением фактов.
Тем не менее не упущу случая разрушить мимоходом еще одну легенду. Мэтр Андрие, мой первый и, кстати, единственный патрон, а также первый муж Вивианы, был одним из немногих парижских адвокатов, которых возили во Дворец шоферы в ливрее. Отсюда вывод: я стремлюсь ему подражать, и Бог весть какой комплекс толкает меня доказывать жене…
Когда мы начинали и жили на площади Данфер-Рошро с Бельфорским львом под окнами, я ездил на метро. Это длилось недолго, всего с год, после чего я уже мог позволить себе такси. Мы не замедлили купить машину по случаю, но если у Вивианы уже были водительские права, то я оказался неспособен сдать экзамен. Машины я не чувствую, да и реакция у меня не шоферская. За баранкой я так напрягаюсь, так уверен в неизбежности аварии, что экзаменатор посоветовал мне:
— Вам лучше бросить это, господин Гобийо. Случай с вами — не единственный, и происходит такое преимущественно с людьми высокого интеллекта. Со второго или третьего захода вы, конечно, свои права получите, но рано или поздно угодите в катастрофу. Вождение — не для вас.
Я вспоминаю, как почтительно он произнес последние слова: моя репутация уже устанавливалась.
Несколько лет, вплоть до того, как мы обосновались на острове Сен-Луи, шофера мне заменяла Вивиана, отвозившая меня во Дворец и заезжавшая за мной по вечерам, и лишь когда Альбер, сын нашего садовника в Сюлли, отбыв военную службу, стал искать работу, нам пришла мысль нанять его.
Когда нас с женой перестали вечно видеть вместе, это показалось странным: наша неразлучность уже стала легендой, и я уверен, что кое-кто до сих пор воображает, будто Вивиана помогает мне составлять мои досье, а то и писать судебные речи.
Я не самолюбив в том смысле, в каком это присуще моим собратьям, и если…
Факты!
Почему я то и дело возвращаюсь к прошлому воскресному вечеру, хотя он не ознаменовался никакими важными событиями? Сегодня у нас вторник. Вот уж не думал, что меня так скоро опять потянет погрузиться в свое досье.
Итак, Альбер отвез меня на улицу Сен-Доминик, и, заметив на парадном дворе голубую машину жены, я отпустил его. У Корины де Ланжель я застал человек десять в одной из гостиных и трех-четырех в маленькой, оборудованной под бар круглой комнатке, где священнодействовала сама хозяйка дома.
— Шотландского, Люсьен? — осведомилась она, перед тем как расцеловаться со мной.
Она целуется с каждым. В доме это ритуал.
Затем почти тут же раздалось:
— Какое чудовище жестокости вырывает наш великий адвокат из когтей правосудия?
В огромном кресле, беседуя с Вивианой, восседал Жан Мориа. Я пожал руки завсегдатаям — Ланье, владельцу нескольких газет, депутату Дрюэлю, имя которого никак не могу запомнить и о котором знаю только, что он всегда торчит там, где находится Корина, называющая его «одним из своих протеже», и нескольким интересным женщинам за сорок — такое на улице Сен-Доминик правило.
Я уже сказал: ничего не произошло, если не считать того, что обычно происходит на такого рода сборищах. Пить и болтать продолжали до половины девятого, когда, как сообщила мне Вивиана, осталось всего человек пять-шесть, в том числе Ланье и, разумеется, Жан Мориа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43