— Под плитой.
— Под какой?
— Сам знаешь. Под третьей. Той, что с трещиной.

Пока Франк искал, чем приподнять плиту в коридоре, Стан стерег старуху на кухне. Она угостила его кофе. франк смутно слышал, как она бубнит:
— Он приходил к нам почти каждый день. И я всегда держала для него пирожные в той вон коробке.
Тут она понизила голос и, словно говоря с соседом, а не с грабителем, лицо у которого закрыто платком, прибавила:
— Боже мой, сударь, неужто он сделался вором? Да еще носит оружие! А пистолет у него вправду заряжен?
Франк разыскал часы, разложенные по футлярам и завернутые в несколько слоев мешковины. Он резко бросает:
— Стан!
Осталось только уехать. С делом покончено. Но старая дура все бубнит:
— Как вы думаете, выпьет он чашку кофе?
— Стан!
Она цепляется за них, тащится следом по коридору.
— Господи, видели бы люди!.. А я-то…
Им остается выйти и сесть в машину, ожидающую в двухстах метрах оттуда. Даже если старуха в силах закричать достаточно громко, чтобы всполошить соседей, ничто не переменится: машины в деревне без горючего, телефон по ночам не работает.
Франк приоткрыл дверь, осмотрел залитую луной безлюдную площадь. Он роняет:
— Давай…
Стан понимает, что это значит. Старуха видела Франка в лицо. Она его знает. В одних случаях рассчитывать на покровительство оккупантов можно. В других, Бог весть почему, они бросают вас на произвол судьбы, и полиция мгновенно пользуется этим. Нет, сколько с этими чужеземцами ни водись, в их поведении всегда есть что-то загадочное.
Словом, уверенности никогда нет.
Стан, держа в руке мешок с часами, выносит его на улицу. Слышно, как поскрипывает на морозце снег.
Потом дверь за парнем закрывается. Раздается приглушенный выстрел. Дверь снова распахивается, и Стан видит желтоватый прямоугольник света, который суживается и наконец исчезает совсем.
Он слышит торопливые шаги за спиной, и рука Франка принимает от него мешок.
И только у самой машины, благо они пока еще вдвоем, Стан вздыхает:
— Старая дева!
На слова его отвечает лишь молчание. Франк садится, протягивает, не оборачиваясь, в кузов пачку сигарет, закуривает сам и сухо командует:
— В город!
Его мутит, но он предвидит, что это ненадолго. Накатило на него в машине. До этого он держал нервы в узде.
А тут вдруг они сдали. Так, малость. Парни ничего не заметят. Просто внутри нечто вроде конвульсии, спазма.
Франку приходится сделать над собой усилие, чтобы унять дрожь в пальцах; ему кажется, что из груди к горлу подкатывает пузырь воздуха.
Он опускает стекло. Ледяной ветер обдувает лицо, становится легче. Франк жадно дышит.
Когда показались городские огни, он уже был спокоен. Все-таки он не прикоснулся к бутылке, сунутой ему в карман Кромером.
Все подходит к концу. Франк ощущает это почти физически. То же самое он испытал после унтер-офицера, только не так остро.
Он доволен. Он должен был через это пройти и прошел. Евнух не в счет: слишком мелко. Там весь вопрос свелся, так сказать, к технике.
Любопытно! Теперь ему кажется, что он совершил поступок, необходимость которого предчувствовал давным-давно.
— Где вас высадить?
Догадывается ли Адлер, что произошло? Выстрела он слышать не мог. Вопросов не задавал. Только отпихнул мешок, мешавший ему вести машину и стоящий теперь между ними на полу.
Франк чуть было не ответил:
— У моего дома.
Но тут снова берет верх его обычная недоверчивость:
— Около Тимо. И не очень близко от бара.
Поразмыслив еще, он решает не сразу идти даже к Тимо. Не стоит отдавать в руки Кромера все часы чохом. В заднем флигеле, где живут девицы, его добыча будет в большей сохранности.
У въезда в город он запустил руку в мешок, ощупал футляры, нашел среди них один, который успел узнать, и спрятал в карман.
Он снова в порядке. С радостью повидает Кромера, пропустит стаканчик.
Машина притормаживает и тут же уходит, но уже без него. Он минует аллейку, пробирается в комнатку одной из девиц, работающих у Тимо, — их дело побуждать клиентов пить как можно больше. Ее нет, но Франк, конечно, увидится с ней в баре. Он сует мешок под кровать, предварительно спрятав в него пистолет, который не успел почистить.
Почти торжественная минута… Знакомые огни, лица, запах вина и водки. А вот и Тимо, встречающий его приветственным жестом из-за стойки…
Он медленно входит, маленький, особенно коренастый в своем пальто. Лицо успокоенное, в глазах поблескивает огонек. Кромер не один. Он никогда не бывает один. франк знает обоих его собутыльников, но сейчас не испытывает желания вступать с ними в разговор.
Он наклоняется над Кромером.
— Выйдем?
Они проходят за стойку, оттуда в уборную. Франк подает Кромеру футляр. Хотя в машине было темно, он не ошибся. Это большой голубой футляр, где лежат часы в фарфоровом корпусе с резными фигурками пастуха и пастушки.
— Всего одни?
— У меня их с полсотни, но сперва поговори с ним.
Предупреди: речь идет не о пустячке.
Не наследил ли он? На обратном пути Адлер старался не поворачиваться к нему и ни разу не коснулся плечом его плеча.
Кромер тоже держится по-иному, без прежней непринужденности. Вопросов задавать не решается, глаза прячет и лишь украдкой посматривает на Франка.
Раньше, когда у них случались дела, главным был он и давал это чувствовать.
Теперь он не спорит. Ему не терпится вернуться в зал.
— Попробую завтра увидеться с ним, — послушно соглашается он.
И, садясь за столик, предлагает:
— Может, выпьешь?
Кстати, Франк забыл вернуть ему бутылку, которой не воспользовался. И он протягивает ее, в упор глядя на Кромера.
Понимает ли Кромер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65