Рыжему чиновнику с грубой, пористой, похожей на кожуру апельсина кожей это показалось подозрительным.
Он тоже боялся ответственности. И был очень сконфужен, когда Кромер на глазах у него прямо из канцелярии позвонил генералу.
В конце концов Франк получил свою карточку, но на это ушли часы. А вид у него гриппозный, хотя температуры нет. Лотта то и дело исподтишка поглядывает на сына. Ей невдомек, почему он развивает такую бурную деятельность.
— Отдохни-ка лучше, отлежись день-другой.
Вместо этого он берется за новое дело: на субботу, самый хлопотный у Лотты день, надо найти замену Минне.
Где искать — Франк знает. У него достаточно знакомых.
Все это требует времени. Он непрерывно занят, и тем не менее кажется, что два эти дня никогда не кончатся.
А вокруг грязный снег, про который так и хочется сказать — «гнилой», кучи снега с черными следами ног, с вкраплениями мусора. С неба, напоминающего черствую хлебную корку, подчас, как мел с потолка, сыплется белая пыль, но ее слишком мало, чтобы припорошить окружающую мерзость.
Франк снова повел Мицци в кино. У них с Кромером все решено, план разработан, но девушка, разумеется, ничего не знает.
Сегодня он поинтересовался у матери:
— В воскресенье уходишь?
— Вероятно. А тебе что?
Лотта каждое воскресенье уходит из дому. Она тоже отправляется в кино, потом в ресторан — поесть пирожных, послушать музыку.
— Как полагаешь, Берта поедет к своим?
По воскресеньям заведение закрыто. Берта наверняка отправится к родителям: они живут в деревне и убеждены, что дочка состоит в услужении.
В квартире останется только Минна. Тут уж ничего не поделаешь.
В кино — нынче только пятница! — они не успели усесться, как Мицци, словно маленькая девочка, взмолилась:
— Можно мне сделать вот так?
Она чуточку передвинула кресло, отвела руку Франка, сняла шляпку, положила голову ему на плечо, поближе к шее.
И вздохнула так по-детски удовлетворенно, что ему показалось, она вот-вот замурлычет.
— Тебе удобно? Не тяжело?
Франк промолчал. Похоже, теперь фильм смотрел он — Мицци весь сеанс просидела с закрытыми глазами.
В этот день Франк не дотронулся до нее. Целовать Мицци ему было как-то неловко. Она сама неожиданно прильнула к его губам, когда они подходили к дому, и, расставаясь, торопливо — она уже сорвалась с места — шепнула:
— Спасибо, Франк.
Слишком поздно! В известном смысле машина завертелась. В субботу военная полиция надумала наконец произвести обыск на квартире у скрипача и его матери. За несколько минут до того, как она нагрянула, Франк отлучился из дома. Возвращаясь, он еще на улице почуял, что в доме неладно. Под воротами, рядом с привратником, который изо всех сил старался держаться непринужденно, торчал какой-то тип в штатском.
На площадке второго этажа Франк, ходивший звонить Кромеру, наткнулся на нескольких мужчин в военной форме: они не пускали домохозяек домой, на улицу тоже выходить не давали.
Все молчали. Атмосфера была зловещая. В коридоре и в дверях квартиры также толклись военные. Быть может, скрипача доставили сюда, чтобы он присутствовал при обыске? Дверь была распахнута настежь, из нее доносился грохот, словно в комнатах потрошили мебель, иногда слышался умоляющий голос старухи — она чуть не плакала.
Франк невозмутимо предъявил зеленую карточку, которой до сих пор не пользовался, и ее увидели все, а ведь каждому известно, что она означает; солдаты посторонились, пропуская его, и молчание за спиной молодого человека стало еще более гнетущим.
Он сделал это нарочно. Накануне он принес Минне халат. Франк купил его не в магазине: в магазинах давным-давно нет атласных халатов на вате. К тому же он просто не дал бы себе труда лишний раз распахнуть дверь ради какой-то тряпки.
В кармане у Франка до сих пор лежала нетронутой его доля за часы, и он не знал, куда деть эту кучу банкнот, которых обычной семье, нет, двум-трем семьям хватило бы на прокорм в течение нескольких лет. А в уголке бара Тимо, как это нередко бывает, кто-то вывалил напоказ принесенный с собой товар. Вот Франк и взял халат.
Ему казалось, что он покупает халат для Мицци. Не всерьез, конечно, казалось: все уже решено вплоть до технических деталей. Этого не объяснишь. Халат он, разумеется, отдаст Минне, но это не мешает ему думать о Мицци. Лотта взбесится. Вообразит, что они с сыном выглядят так, словно просят у Минны прощения за неприятности, доставленные ей этим животным Отто.
Впервые в жизни Франк купил женщине подарок, да еще предмет туалета, и, как это ни абсурдно, купил его, в сущности, с непроизвольной мыслью о Мицци.
Вот все, что он успел сделать. Да, кроме того, нашел замену Минне. Девушка уже пришла, и характер у нее оказался не из лучших. Что еще?
Ничего. Все тот же нескончаемый грипп, упорно не желающий проявиться, постоянная головная боль и общее недомогание, которое даже болезнью не назовешь — слишком уж оно неопределенно. Все то же белое как простыня небо, более белое и чистое, чем снег, и как будто замороженное — лишь изредка с него сыплется ледяная пыль.
В воскресенье утром Франк попробовал читать, затем прижался лбом к заиндевевшему окну и так долго, не двигаясь, смотрел на безлюдную улицу, что Лотта, охваченная растущей тревогой за него, заворчала:
— Принял бы ты ванну, пока вода горячая. Берта ждет своей очереди. Пропустишь ее — будешь мыться теплой.
Минну собирались уложить на весь день в маленькой комнате — та сегодня не понадобится, и Лотта крайне удивилась, когда ее сын сухо отчеканил:
— Нет. Она ляжет в салоне.
Лотта что-то чует. Она догадывается: кого-то будут принимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65