— Прежде всего, он не хотел, чтобы я работала. А потом, когда мы держали ресторан, он все время выходил из кухни, чтобы следить за мной.— Случалось ему ходить за вами следом?Пьер Дюше заерзал на своем стуле, не понимая, к чему клонит председатель.— Не замечала.— А по вечерам он спрашивал, как вы провели день?— Да.— И что же вы ему отвечали?— Что ходила в кино.— Вы точно помните, что ни с кем не говорили о Леонтине Фаверж и о ее квартире на улице Манюэль?— Только с мужем.— А может быть, с кем-нибудь из подруг?— У меня нет подруг.— У кого вы с мужем бывали в гостях?— Ни у кого.Если ее и сбивали с толку вопросы председателя, она не показывала вида.— Вы помните, в каком костюме был ваш муж за завтраком двадцать седьмого февраля?— В своем обычном сером. Он носил его всю неделю, а выходной надевал только в субботу вечером, если мы куда-нибудь шли, да по воскресеньям.— А когда навещали тетку?— Иногда, кажется, надевал синий, парадный.— Он надел его и в этот день?— А как мне знать? Меня не было дома.— Вы не знаете, заходил он днем домой?— Откуда же мне знать. Ведь я была в кино.— Благодарю вас!Она продолжала стоять, растерянная, не в силах поверить, что ей не будут больше задавать вопросов, которых все ожидали с таким нетерпением.— Можете садиться! — сказал председатель Бернери и тут же добавил: — Попрошу сюда свидетеля Николя Кажу!Все в зале, казалось, были разочарованы. У публики создалось такое впечатление, что ее надули, лишили интересной сцены, на которую она имела право рассчитывать.Жинетта Меран неохотно прошла на свое место, а какой-то адвокат, сидевший рядом с Мегрэ, прошептал своим коллегам:— Ламблен обработал ее во время перерыва.Имя метра Ламблена, фигурой похожего на голодного пса, нередко упоминалось во Дворце правосудия, чаще всего неодобрительно, и даже не раз уже ставился вопрос о выводе его из адвокатского сословия. Во время перерыва кто-то видел, как он, будто случайно, пристроился рядом с женой обвиняемого и стал нашептывать ей что-то с таким видом, словно с чем-то поздравлял.Человек, подходивший, волоча ногу, к месту, где давались свидетельские показания, был иным представителем человеческого рода. Если у Жинетты Меран из-под густого слоя пудры и румян проступала бледность, свойственная женщинам, живущим тепличной жизнью, то лицо свидетеля Николя Кажу было не только мертвенно-бледным, но в то же время удивительно рыхлым и нездоровым.Быть может, исхудал он так после операции? Во всяком случае, одежда висела на нем, как на вешалке, а тело утратило всякую упругость и легкость.Проще было представить его в домашних туфлях, сидящим за матовыми стеклами конторки в отеле, чем шагающим по городским тротуарам.Под глазами у него были мешки, а кожа под подбородком обвисла.— Ваше имя — Николя Кажу, вам шестьдесят два года, вы родились в Марильяке и являетесь содержателем отеля в Париже на улице Виктор-Массэ?— Да, господин председатель.— Вы не являетесь ни родственником, ни знакомым подсудимого, не состоите у него на службе… Клянитесь говорить правду, только правду, ничего, кроме правды… Поднимите правую руку! Повторите за мной: «Я клянусь…».— Я клянусь…Один из помощников наклонился к председателю и тихо сказал ему что-то, должно быть, очень важное, потому что Бернери, казалось, был поражен и, несколько мгновений подумав, пожал плечами. Следивший за этой сценой Мегрэ сразу догадался, о чем шла речь.Дело в том, что свидетели, отбывавшие наказания за неблаговидные поступки или занимающиеся безнравственной деятельностью, не имеют права давать присягу. А разве содержатель меблированных комнат не занимался безнравственным ремеслом, превратив свое заведение в дом свиданий, что было запрещено законом? Разве была уверенность в том, что у него не было судимости, что на него не заведена карточка в картотеке уголовной полиции?Но проверять уже было поздно, и председатель, откашлявшись, спросил равнодушным голосом:— Регулярно ли ведется в вашем отеле регистрация клиентов, снимающих комнаты?— Да, господин председатель.— Всех клиентов?— Всех, кто проводит ночь в нашем отеле.— Да, но вы не записываете имена тех, кто снимает комнату в дневные часы?— Нет, господин председатель… Но полиция может подтвердить, что…Видимо, то, что он соблюдает все правила, что в его заведении никогда не было скандалов и что при случае он снабжает полицейскую бригаду, занимающуюся меблированными комнатами, и инспекторов полиции нравов тайными сведениями.— Вы внимательно рассмотрели свидетельницу, выступавшую до вас?— Да, господин председатель…— Вы ее узнали?— Да, господин председатель…— Расскажите же господам присяжным, при каких обстоятельствах вы видели раньше эту женщину.— Да при самых обычных.Суровый взгляд Бернери прервал раздавшийся в зале смех.— Что вы этим хотите сказать?— Она часто приходила к нам в отель в дневные часы с мужчиной, который снимал номер.— Что вы называете «часто»?— Несколько раз в неделю.— Сколько же, например?— Три или четыре.— С одним и тем же мужчиной?— Да, господин председатель.— Смогли бы вы его узнать?— Конечно, господин председатель.— Когда вы видели ее в последний раз?— Накануне моего поступления в больницу, то есть двадцать пятого февраля. Из-за операции я и запомнил дату.— Опишите его!— Небольшого роста… Скорее даже маленького… Видимо, как и многие, от этого страдает и носит специальные ботинки на толстенной подошве и большом каблуке… Всегда хорошо одет, можно даже сказать — с иголочки, в нашем квартале не части попадаются такие франты… Это даже удивило меня…— Почему?— Да потому, что такие не ходят к нам днем, да еще с одной и той же женщиной…— Я полагаю, что вы более или менее знакомы с монмартрской фауной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33