Она еще не дошла до ручки. Во всяком случае, когда я видела ее в последний раз, но это было давненько.
— Вы знали, что ваша жиличка наркоманка?
— Знала, что она тронутая.
— Вы уже служили здесь, когда она сняла квартиру?
— Будь я здесь, она не получила бы ее. Мы с мужем переехали сюда три года назад, а она в доме уже лет восемь. Я все перепробовала, чтобы выселить ее.
— Она действительно графиня?
— Говорят. Во всяком случае, замужем была за графом, а вот до этого наверняка представляла собой не Бог весть что.
— У нее были деньги?
— Наверно. Умерла-то ведь она не от голода.
— Не заметили, к ней никто не поднимался?
— Когда?
— Сегодня ночью или утром.
— Нет. Подружка ее не приходила, молодой человек тоже.
— Что за молодой человек?
— Вежливый, болезненного вида юноша, который заходил к ней и называл тетей.
— Как зовут, не знаете?
— Никогда не интересовалась. А вообще дом спокойный. Жильцы второго этажа — редкие гости в Париже; на третьем-генерал в отставке. Видите, какой дом. А эта такая грязнуля, что я затыкала нос, проходя мимо ее квартиры.
— Она когда-нибудь вызывала врача?
— Вызывала, и чуть ли не дважды в неделю. Напьется вина или еще чего, не знаю, и начинает умирать. Вот и звонила врачу. Но тот не торопился приходить — не впервой.
— Врач из вашего квартала?
— Да, доктор Блок, живет через три дома отсюда.
— Обнаружив труп, вы позвонили ему?
— Нет. Не мое это дело. Я сообщила в полицию. Пришел инспектор, потом вы.
— Жанвье, свяжись с доктором Блоком. Попроси его прийти, и побыстрее.
Жанвье стал искать телефон; он оказался в маленькой комнатушке на полу, среди старых журналов и растрепанных книг.
— В здание можно пройти незамеченным?
— Как везде, — с ехидцей парировала привратница. — Свое дело я знаю не хуже других, и даже лучше многих: на лестнице ни пылинки не найдете.
— В доме только одна лестница?
— Есть черный ход, но им почти не пользуются. В любом случае надо проходить мимо привратницкой.
— Вы там постоянно?
— Да, разве что пробегусь по магазинам: привратницы тоже едят.
— Когда вы уходите за продуктами?
— Утром, в половине девятого, после того как разнесу почту.
— Графиня получала письма?
— Только рекламные проспекты. От коммерсантов, которых соблазняло ее имя в справочнике, — как же, графиня!
— Вы знаете, господина Оскара?
— Какого Оскара?
— Какого-нибудь.
— Мой сын — Оскар.
— Сколько ему лет?
— Семнадцать. Он ученик столяра в мастерской на бульваре Барбес.
— Живет с вами?
— Разумеется.
Жанвье, повесив трубку, сообщил:
— Доктор дома. Примет двух пациентов и сразу придет.
Инспектор Лоньон старался ни к чему не прикасаться и делал вид, что ответы привратницы его ничуть не интересуют.
— Ваша жиличка никогда не получала писем на банковских бланках?
— Ни разу.
— А из дома часто выходила?
— Бывало, что по две недели не показывалась и в квартире — ни звука. Я даже думала, уж не умерла ли она. Валялась, наверно, на кровати в грязи. Потом наряжалась, надевала шляпу, перчатки; посмотришь — дама да и только, если бы не вечно блуждающий взгляд.
— Она подолгу оставалась на улице?
— Когда как. Иногда несколько минут, иногда целый день. И возвращалась с кучей пакетов. А вино ей приносили ящиками. Всегда дешевое красное, которое она покупала в лавке на улице Кондорсе.
— Вино приносили в квартиру?
— Нет, ящик ставили у дверей. Я всякий раз ругалась с рассыльным, потому что он не хотел подниматься по черной лестнице, — там, видите ли, темно и он боялся разбиться.
— Как вы узнали о ее смерти?
— Я даже не подозревала об этом.
— Но дверь-то открыли вы.
— Никогда этого не делала и не сделала бы.
— Что вы хотите сказать?
— Сейчас мы с вами на пятом этаже, а на шестом — немощный старик. Я у него прибираю и приношу ему поесть. Он служил в управлении прямых налогов. Старик живет у нас много лет, полгода назад он потерял жену. Вы, может, читали в газетах: в десять утра она шла на рынок на улицу Лепик и на площади Бланш ее сбил автобус.
— Когда вы убираете его квартиру?
— Около десяти. А потом, спускаясь вниз, подметаю лестницу.
— Сегодня утром тоже подметали?
— Конечно.
— Но первый раз поднимаетесь с почтой?
— Только не на шестой. Старик редко получает письма да и не особенно спешит их читать. Жильцы третьего этажа работают, уходят рано, в половине девятого, и забирают почту сами.
— Даже если вас нет на месте?
— Даже отлучаясь, я не закрываю привратницкую на ключ. Покупки делаю на улице и время от времени посматриваю на дом. Я открою окно, не возражаете?
Все задыхались от жары. Они вернулись в первую комнату; только Жанвье, как и утром на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, остался осматривать ящики и шкафы.
— Значит, вы не поднимаетесь с почтой выше третьего этажа?
— Нет.
— Итак, около десяти, поднимаясь на шестой, вы проходили мимо этой двери.
— И заметила, что она приоткрыта. Меня это несколько удивило. Когда спускалась, как-то не обратила внимания. Приготовив старику обед, снова поднялась наверх только в половине пятого — я обычно кормлю его в это время. Спускаясь, я опять заметила, что дверь приоткрыта, и машинально, вполголоса, позвала:
— Госпожа графиня!
Ее так все зовут. Имя у нее какое-то иностранное и очень трудное. Проще сказать «графиня». Никто не ответил.
— Свет в квартире горел?
— Да. Я здесь ни к чему не прикасалась. И эта лампа уже горела.
— А в комнате?
— Как и сейчас. Я ничего не трогала. Не знаю почему, но мне стало не по себе. Заглянув в приоткрытую дверь, я позвала снова. Потом скрепя сердце вошла. Я весьма чувствительна к дурным запахам и, подойдя к комнате, все увидела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37