— Никто не появлялся?— Заезжал Кеннет.— Со мной поговорить не хотел?— По-моему, нет. Сказал, что все у них взбудоражены из-за этих проклятых пистолетов. Опасаются, что в округе начнутся налеты. Патрули удвоены.— Мальчишки в бильярдной торчат?— Я не посмотрела.— Он появился?— Сидел в баре, когда я звонила Кэнкеннену.— Наверняка узнал об отъезде Елицы и взбесился.Эх, как мне надо потолковать о нем с Бобом! Завтра же съезжу к Кэнкеннену.— Завтра ты будешь лежать.— Завтра я встану.— И перезаразишь мне детей?Чарли не хватало бара, не хватало разговоров, в любое время дня доносивших до него эхо городских событий. Ему казалось, что теперь, когда он прикован к постели, этим воспользуются, чтобы начать всяческие безобразия.— Вечером поставлю тебе горчичники.— Врач их не прописывал.— Курить он тебе тоже не прописывал, а ты куришь.— Знаешь, Джулия, что я, кажется, уразумел?— Интересно — что же?— Понимаешь, в чем его сила? Он постигает мысли других раньше, чем люди сами до них дойдут. Вернее, угадывает разные маленькие гадости, в которых стесняешься себе признаться. Он напоминает мне Элинор: стоит ей потянуть носом воздух, и она уже знает, какая у человека болезнь.— Или выдумывает ее.— Он, вероятно, тоже изучил все пороки и чувствует их в окружающих.— Попробуй-ка заснуть!— Понимаешь, я говорю не о настоящих, больших пороках, а о мелких пакостных наклонностях, просто привычках…— Конечно, конечно.— Если где-нибудь дурно пахнет, он сразу чует.— Очень приятное занятие!— Не смейся, Джулия. Это объясняет, почему людям всегда при нем не по себе.— Тебе тоже?— Это объясняет и другое — его влияние на мальчишек, которым хочется, чтобы их боялись.Джулия закутала мужа в одеяло по самую шею, прикрыла краем рот, унесла пустой графин из-под лимонада, дала детям, вернувшимся из школы, по комиксу и усадила их за кухонный стол.— Только не шумите. Отец спит.Все было так просто, пока по их кварталу, выбрасывая левую ногу вбок, глотая пилюли и тщательно закрывая за собой двери, словно в них вот-вот ввалится сам дьявол, не зашнырял этот человек.Нет, лучше выкинуть его из головы — добром это не кончится. Стакан пива? Пожалуйста. Вот это — наша забота. С вас двадцать пять центов. Здравствуйте. До свидания.Он наделает глупостей, если не уймется. Кэнкеннен его не удержит — не тот Боб человек. Напротив! Он богат, настолько богат, что, по слухам, такого состояния даже в Бостоне ни у кого нет. Ему можно жить на свой лад, не как другие, потешаться над политиками и бесить светских старух: они все с ним в каком-нибудь родстве, все — его тетки или кузины.— Алло?.. Нет, это Джулия… Да, его жена. Он лежит с простудой. Кто это говорит?Имя она не расслышала. Вызывали, видимо, издалека.Потом трубку повесили.— Кто это?— Не знаю. Наверно, ошиблись номером.— Но ты же ответила, что я лежу. Я сам слышал.— Верно, ляпнула наобум. Тут разговор и прервался.Может быть, позвонят снова?— Вызвали из города?— Не знаю. Слышно было плохо.— Может быть, Луиджи?— Не думаю, что Луиджи станет тебе звонить каждый день по междугородному из-за дела, которое его не касается.Звонок не давал Чарли покоя. Бармен насторожился.Часы шли, но вызов не повторялся. Дети пообедали, потом их отправили спать, и они поочередно прокричали из коридора:— Спокойной ночи, папа!— Спокойной ночи, Софи… Спокойной ночи, Джон…Спокойной ночи, Марта…Почему не звонят? Почему повесили трубку, услышав голос Джулии?— Он внизу?— С четверть часа.— Что делает?— Спорит с шерифом.— Кеннет вернулся?— Только что вошел. Уверяет, что все спокойно. Ни сегодня, ни в ближайшие дни ничего не случится, а пистолеты наверняка украли ребята, приехавшие из Кале.— Не правда, и Брукс это знает.— Почему не правда?— Потому что люди из Кале не нашли бы вентиляционное отверстие и не догадались бы, что в лавке есть стремянка, с помощью которой можно вылезти обратно.— Пожалуй. Я повторяю что слышала.— А он что?— Я не могла все время прислушиваться. По-моему, сказал то же, что ты, потом заговорил об аллейке.— Они оба все еще в баре?— Видимо, да, если только не ушли после того, как я поднялась к тебе.— Кто платит?— Угощает Уорд.— Спустись, послушай и возвращайся. Попробуй все запомнить.Вернулась Джулия минут через пятнадцать, но почти ничего не разузнала.— Кеннет ушел, не успела я появиться. Я слышала, как он поддакнул: «Похоже, неглупая мысль. Мы всегда думаем о ком попало, только не о тех, кто самые отчаянные. — И уже взявшись за ручку двери, добавил:— В любом случае это дело местной полиции. Конечно, увижу начальника — поговорю. Но мои полномочия начинаются за чертой города».— А он?— Что — он? Сидит себе на своем табурете, а в зале кроме него одна Аврора: только что вошла и нарочно устроилась у другого конца стойки.— Слышишь? Вроде бы телефон?— Нет.— Спустись побыстрее, иначе он возьмет и сам ответит. Такой и на это способен.— Вернусь — поставлю тебе горчичники, Чарли. Предупреждаю заранее: приготовься.Она даже не пожаловалась, что за день ей пришлось раз двадцать подниматься на второй этаж. Глава 9 Чарли пролежал целых трое суток, и все это время только Джулия связывала его с внешним миром. На второй день ему стало так худо, что он перестал думать о происходящем вокруг. Лицо у него побагровело, волосы на лбу слиплись, дышал он с хрипом, и когда часа в четыре дня Джулия вторично вызвала врача, тот сделал больному укол пенициллина.Но даже в таком состоянии бармен не мог отделаться от мыслей о Джастине Уорде и в своих кошмарах отчаянно боролся с ним, хотя, очнувшись и все еще задыхаясь, с трудом вспоминал, что же ему снилось. Вечером он вновь попробовал выспросить Джулию, кто был днем в баре и о чем шел разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41