По звуку он безошибочно определил, что мужчина сидит в английском кресле — его кресле; Вивиана подарила ему это кресло ко дню рождения, потому что он жаловался на неудобные узкие кресла ее обстановки.
По акценту он узнал студента-венгра, которого Вивиана как-то представила ему во дворе Пор-Рояля.
Его звали Януш Микульский, ему едва ли было года двадцать два, его черные волосы завивались кольцами, а глаза ярко блестели.
Он беженец. Семья его погибла. Он очень беден и не ходит на лекции Шабо, а посещает гинекологические курсы профессора Бланка, в том же здании.
— Если бы вы могли выхлопотать для него какую-нибудь платную должность, хоть с самым низким окладом! Мне жаль его, хотя он никогда не плачется. Я знаю от его товарищей, что он редко ест досыта…
Вивиана познакомилась с ним во дворе Института материнства, когда ждала своего шефа. Иногда, сверху из окон или на выходе, Шабо видел, как венгр стоит, облокотясь на его машину.
Он ему не нравился. И это было видно. Никогда он не заговаривал о нем с Вивианой. Тем не менее он замолвил за Микульского словечко в разговоре с Бланком, но не слишком настойчиво, и даже не дал себе труда осведомиться о результатах своего ходатайства.
Они разговаривали, сидя в разных комнатах, спокойно и мирно, без волнения, как люди, которым уже не надо выставляться друг перед другом. Шабо не различал слов. Но его поразил ритм беседы, потому что он раскрывал их подлинную близость.
После того как он принял решение, это предательство показалось ему последним и наивысшим оскорблением. Никогда его не щадили, а теперь, когда он готов уйти, никого не проклиная и не возмущаясь, для него приберегли последнее разочарование.
Со знанием дела Вивиана отлучила от него молоденькую эльзаску. На целые месяцы установила вокруг него настоящий санитарный карантин и не моргнула глазом, не проявила ни малейшего раскаяния, когда полицейский инспектор показал ей фотографию утопленницы.
И все это время она украдкой встречалась с Микульским, принимала его у себя, он освоился в этом доме, оброс привычками, как сам Шабо.
Неопределенная ненависть, которая сжимала ему горло, когда он выходил от Филиппа, вернулась, еще более яростная, но теперь у нее был определенный объект.
Он вошел в здание, повернул ключ в замочной скважине, вынул из кармана пистолет, нащупывая пальцем зернистую кнопку — должно быть, это и есть предохранитель.
Сидя в английском кресле. Микульский смотрел, как он входит, в его черных глазах застыло удивление. Он не догадался встать. Он так и остался в кресле, скрестив ноги, с сигаретой в руке, а в это время Вивиана, которая не слышала, как открылась дверь, продолжала говорить, снимая макияж. Она сидела перед зеркалом в одной комбинации, с плеча соскользнула бретелька.
Все произошло очень быстро, в несколько секунд, но перед Шабо за это время открылась подлинная протяженность его долгого и мучительного пути.
Он по-прежнему не решался перейти к действию. Весь этот день он колебался, словно надеялся найти невозможный выход из положения.
Теперь этот выход ему предоставили. Ему больше незачем убивать себя.
Незачем призывать на помощь своего друга Барнакля. Теперь им займутся другие, другие возьмут на себя труд опрашивать поток свидетелей, и свидетельства наконец-то обретут смысл.
— Ты почему не отвечаешь? — спокойно спросила Вивиана.
Она повернула голову вполоборота, увидела Шабо, револьвер, и ее смешной и жалкий вскрик ничуть не соответствовал серьезности происходящего.
Шабо поднял руку с оружием и заколебался — нет, он не раздумал стрелять, но он выбирал цель. Переводил дуло то на одного, то на другую. Ум его был на редкость ясен. Давно он не чувствовал себя таким здравомыслящим, как в этот миг.
Он мог бы убить обоих, но в таком случае у него не останется свидетеля. А для этой роли предпочтительней Вивиана. И словно для того чтобы прекратить его колебания, Вивиана вскочила и задвигалась — теперь она уже не такая удобная мишень.
Теперь он боялся только одного — что оружие не сработает, даст осечку; ему случалось читать, что иногда так бывает.
За первым выстрелом грянули другие. Он стрелял почти в упор, стрелял в голову, в грудь, в живот. И когда подумал, что остается последняя пуля, а венгр все еще шевелится, он уткнул дуло ему в висок и отодвинулся подальше, чтобы не забрызгаться кровью.
— Вот видишь! — сказал он, ища взглядом Вивиану. Его пальцы так судорожно вцепились в рукоять пистолета, что он с трудом разжал их, и оружие упало на ковер.
Он вытер лоб платком, хотя лоб был сухим, и пожалел, что не может сесть в свое кресло, занятое трупом. Так он и стоял, глядя на Вивиану, а та не смела шевельнуться, и наконец он с каким-то раздражением бросил ей:
— Да позвони наконец в полицию…
Все было кончено.
Внезапно ему захотелось спать.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37