— Это он?
— Он… — подтвердил Мегрэ.
Вокруг распростертого тела, на которое падал беспощадный свет, воцарилось молчание. Комиссар наблюдал за госпожой Гранмэзон. Он видел, как ее взгляд обратился к окну, отыскивая что-то напротив. Тень грустя легла на ее лицо.
— Позвольте задать вам несколько вопросов до того, как сюда придут? Она согласилась.
— Вы знали Раймона до знакомства с мужем?
— Я жила в доме напротив.
Серый дом, довольно похожий на этот. Над дверью позолоченный герб нотариуса.
— Я любила Раймона. И он любил меня. Его кузен ухаживал за мной, но по-своему.
— Они — очень разные, не правда ли?
— Эрнест уже был таким, каким вы его знали. Человеком холодным, без возраста. А у Раймона была дурная репутация, потому что он вел жизнь слишком беспорядочную для маленького городка. По этой причине, а также потому, что у него не было состояния, отец не соглашался на мой брак с ним.
Странными были эти признания, сделанные шепотом, рядом с телом мужа. Казалось, что это итог жизни, грустный итог.
— Вы были любовницей Раймона? Она утвердительно опустила веки.
— И он уехал?
— Никого не предупредив. Ночью. Об этом мне сказал его кузен. Уехал, захватив с собой часть суммы из кассы компании.
— И Эрнест женился на вас. Ваш сын — не его, не правда ли?
— Это сын Раймона. Представьте себе, когда он уехал и оставил меня одну, я знала, что скоро стану матерью. А Эрнест просил моей руки. Вы только посмотрите на эти дома, улицу, город, где все друг друга знают.
— Вы сказали правду Эрнесту?
— Да. И все-таки он женился на мне. Ребенок родился в Италии, где я провела почти год, чтобы избежать кривотолков. Поведение мужа мне представлялось неким героизмом.
— А потом?
Она отвернулась, потому что ее взгляд упал на труп мужа. Вздохнув, она едва слышно продолжала:
— Не знаю. Думаю, что он любил меня по-своему. Он домогался меня и получил свое. Вы это можете понять? Человек, не способный к порыву. Женившись, он жил, как и раньше, для самого себя. Я была частью его дома. В общем, как доверенное лицо в конторе. Не знаю, получал ли он в дальнейшем известия о кузене, но когда ребенок, увидев фотографию Раймона, спросил о нем, Эрнест ответил:
— Это кузен, который плохо кончил.
Мегрэ был серьезен и слегка взволнован: перед его глазами предстала целая жизнь. И не одна, а жизнь дома, семьи. Ведь так продолжалось пятнадцать лет! Покупались новые пароходы. Устраивались приемы в этом же салоне, партии в бридж и званые вечера. Были и крестины. Лето проводили в Вистреаме или в горах.
А сейчас госпожа Гранмэзон чувствовала лишь усталость. Она опустилась в кресло, провела рукой по лицу.
— Не понимаю, — прошептала она. — Этот капитан… Я его никогда не видела. Вы правда думаете, что?..
Мегрэ прислушался и пошел открывать дверь. На пороге стоял старый служащий. Он был встревожен, но не осмеливался войти в комнату. Он вопросительно смотрел на комиссара.
— Господин Гранмэзон умер. Сообщите домашнему врачу, а служащим и слугам немного погодя.
Он закрыл дверь, сунул было руку в карман за трубкой, передумал. Он испытывал странное чувство симпатии, уважения к этой женщине, которая при первой встрече показалась ему весьма банальной.
— Это муж послал вас вчера в Париж?
— Я не знала, что Раймон во Франции. Муж меня просто попросил забрать сына в коллеже и провести с ним несколько дней на юге. Я сделала, как он хотел, хотя не понимала, зачем это нужно. Но когда я приехала в гостиницу «Лютеция», Эрнест мне позвонил и сказал, чтобы я не шла в коллеж, а немедленно возвращалась.
— А сегодня утром это Раймон звонил вам?
— Да, позвонил и умолял срочно привезти ему немного денег. Он мне клялся, что от этого зависит наше общее благополучие.
— Он не обвинял вашего мужа?
— Нет, там, в деревянной лачуге, Раймон о нем даже не говорил. Он говорил про своих моряков, друзей, которым он должен заплатить, чтобы уехать отсюда. Говорил о каком-то кораблекрушении.
Пришел врач, друг семьи. Он был потрясен.
— Господин Гранмэзон покончил с собой! — решительно объявил Мегрэ. — Вам же еще надлежит определить болезнь, от которой он скончался. Вы меня понимаете? Полицию я беру на себя…
Он подошел к креслу, поклонился госпоже Гранмэзон, которая после некоторого колебания спросила:
— Вы мне не сказали, почему…
— Раймон вам когда-нибудь все расскажет… И последний вопрос. Шестнадцатого сентября ваш сын был в Вистреаме с вашим мужем, не так ли?
— Да, он оставался там до двадцатого…
Пятясь спиной к двери, Мегрэ вышел из комнаты. Тяжело ступая, он спустился по лестнице на первый этаж, прошел по коридору, ощущая груз на своих плечах и какое-то отвращение в душе. На улице он глубоко вдохнул свежий воздух и постоял некоторое время с непокрытой головой, под дождем, как если бы хотел освежиться, стряхнуть с себя страшную атмосферу этого дома. Взглянув последний раз на окна, Мегрэ посмотрел на дом напротив, где госпожа Гранмэзон провела свою юность. И глубоко вздохнул.
— Выходите!..
Мегрэ открыл дверь камеры, в которой был заперт Раймон, и знаком велел арестованному следовать за ним. Он шел впереди, сначала по улице, потом по дороге, ведущей в порт. Мартино удивлялся, не понимая причины этого странного освобождения.
— Вы ничего не хотите мне сказать? — бросил Мегрэ нарочито недовольным тоном.
— Ничего!
— Вы дадите себя осудить?
— Я повторю перед судьями, что не убивал!
— Но правды вы не скажете?
Раймон опустил голову. Вдали уже виднелось море, слышались гудки буксира, который шел по направлению к пирсу, ведя за собой на стальном тросе «Сен-Мишеля». Тогда небрежно, как о самом обыденном случае, Мегрэ сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41