— По-моему, Боб кричит, — сказала Жанна через мгновение.— Он-то не боится. Он ничего не знает. Он слишком мал. Боже, прости меня!— Тише!— Что такое?И, поскольку Жанна пошла к двери, Луиза двинулась за ней — все так же на коленях.— Нет. Это хлопает ставень. Я думала, что это ребенок.Она прекрасно понимала, что Луиза испытала укол ревности за то внимание, которое Жанна оказывала малышу; эта ревность с минуты на минуту могла смениться яростью.— Подымись и выпей кофе. Если уж молния должна в нас попасть…— Умоляю, замолчи!— Тогда успокойся. Вот-вот вернется Анри. Твоя дочь, конечно, тоже вернется сегодня вечером, и ей нужно будет рассказать, что произошло.— Они не тратят свое время на меня, так же не тратили его и на отца.Или, скорее, время от времени они еще проявляли заботу об отце, боялись его огорчить, а вот уж со мной…— Ты все видишь в черном цвете, Луиза.— Что ты хочешь этим сказать?— Ничего. Только то, что сказала. Ты сама себя мучаешь, словно получаешь от этого удовольствие, вместо того чтобы посмотреть на вещи прямо.— Ты уверена, что не имела в виду совеем другое?Признайся, Алиса тебе рассказала?— Еще раз говорю — нет. Доктор Бернар тоже. И никто другой ничего мне не говорил. Просто я услышала запах твоего дыхания, когда ты утром открыла мне дверь своей комнаты, и все поняла.— Я тебе противна?— Нет.— Почему?— Я знаю, что это такое.— Ты не считаешь, что я виновата?— Нет.— Я не подлая?— Всего лишь слабая.— Я по-всякому пыталась. Бывало, не притрагивалась к нему несколько дней, неделю, иногда две. В такие периоды я специально делала так, чтобы дома вообще ничего не было, а на винный склад я старалась не ходить. Я больше так не могу, Жанна. Я дошла до края. Я ни на что не годна. Пользы от меня никакой. Я никому не нужна. Это я должна была умереть…— Не говори так.— Нет, нужно, чтобы я об этом сказала, потому что с самого утра меня мучает одна мысль. Я не спала ни минуты. Я слышала каждый звук. Я прислушивалась к твоим шагам. Все это время я думала об одном и том же, я задавалась одним и тем же вопросом. Ответь мне честно. Ты не видела его много лет, но он твой брат. Это моя вина, скажи? Он из-за меня это сделал? Прошу тебя, скажи мне. Жить с этой мыслью… это ужасно! Мне нужен кто-нибудь, кто простил бы меня…— Ты полностью прощена.— А ты, ты меня прощаешь?— Мне не за что тебя прощать.— Ты простишь меня от имени твоего брата?— Я убеждена, что он никогда и не сердился на тебя.Ведь это он, прежде чем уйти в мир иной, попросил у тебя прощения.Она задумчиво прошептала:— Это так!Но в ней все так же продолжали биться разные мысли — то черные, то чуть светлее, и от этого она выглядела как человек, пугливо ищущий выход. Свет надежды горел в ней лишь несколько мгновений и, погаснув, оставил ее еще более подавленной, чем раньше.— Это потому, что Робер был хорошим человеком. Но я-то вовсе не такая. Я пыталась. Я никогда не смогу. И поэтому не бросай меня, Жанна. Я не хочу одна оставаться в этом доме. Мне будет страшно от взглядов сына и дочери, когда они вернутся. Ты сама видела сегодня утром — у Алисы для меня нет ни слова сострадания. Их для меня никогда ни у кого не было.О да, Робер! И он тоже устал. Вот что произошло, понимаешь ли ты? Он надеялся. Потом он понял, что ни к чему это не ведет, что ничего поделать нельзя, и замкнулся. В течение многих лет я видела, как он замыкается в себе все больше и больше. Ему случалось еще и посмеяться и пошутить, но только когда у нас были посторонние или когда он думал, что находится с детьми один. А еще он, одеваясь, мог невзначай напевать, но стоило мне в этот момент войти в комнату, как он снова принимал обычный отсутствующий вид.— Ты просто вбила себе это в голову.— Я могу почти точно сказать, когда это началось. Сразу же после смерти его отца, вот уже десять лет. Дети были маленькие, дело процветало. Мы зарабатывали много денег и именно тогда с радостью решились на перестройку дома… Жанна!.. Прямо в мост!Но молния не попала в мост напротив дома, и снова послышался шум дождя. Они были совсем одни в ярко освещенной белой кухне, все остальное в доме тонуло в темноте; ни одной ни другой не приходило в голову перейти из кухни в какую-нибудь комнату.— Раз уж я должна остаться здесь, мне нужно позвонить в «Золотое кольцо», чтобы их предупредить.— Только не звони, пока не кончится гроза. Это слишком опасно.— Я могла бы туда сбегать, когда все это кончится, и забрать свой чемодан.Она сняла с крючка передник, который стал уже ее передником, и завязала его на себе.— Что ты собираешься делать?— Нужно приготовить обед.— Для кого?— Для тебя, для меня, для твоих детей, когда они вернутся.— А если они вернутся поздно ночью?Жанна не ответила и принялась за работу. Луиза продолжала стоять, облокотившись на раковину и чувствуя свою бесполезность перед снующей взад-вперед невесткой.— Я не знаю, как ты делаешь.— Как я делаю что?Чего ради объяснять? Жанна и так поняла. А объяснить было бы нелегко.К тому же это заняло бы так много времени!— Еще чашку кофе?— Спасибо. Ты очень добра.— Я не нашла в доме одну вещь: ящика для отходов.Раньше он стоял во дворе, слева за дверью.Луиза сделала два шага и потянула выдвижной ящик, отчего весьма совершенное устройство пришло в действие.— Чем я могу тебе помочь? — спросила Луиза без особого, впрочем, энтузиазма.— Ничем. Сиди. Гроза проходит.— Ты думаешь?— Она проходит. Я обещала служащему похоронного бюро позвонить сегодня вечером по поводу писем с извещениями. Список адресов ему нужен как можно раньше. Фамилии клиентов он возьмет завтра у бухгалтера. Этот служащий надеется получить у епископа разрешение на отпевание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43