Не слушай доктора.— Откуда ты знаешь, что думает доктор Бернар?— Да оттуда, что это видно по его лицу, мне знакомы такие люди. Я уверена, что у него дома нет ни пылинки, а у служанки нет даже одного свободного вечера в неделю.— Дезире!— Что ты хочешь?— Ты помнишь тот шкаф?— Шкаф с бутылками?— Да.— Ну и что?— Не возражай. Не требуй объяснений. Луиза, должно быть, не подумала о нем. Ты мне говорила, что там оставались три полные бутылки.— И ты хочешь…— Чтобы ты принесла мне одну, да. За стаканом на кухню идти не надо.У меня есть стаканчик для чистки зубов.— Ты действительно считаешь, что я должна это сделать?— Да.— А что скажут в госпитале, когда ты туда приедешь и они почувствуют запах?— Они к этому привычны, иди!— Ты требуешь?— Требую. Не бойся. Она странно улыбалась, слушая шаги Дезире по лестнице.— Дай! Я открою сама. У меня здесь больше опыта, чем у тебя. Принеси мне стакан, он в уборной. Ее давняя соученица по монастырской школе разочарованно и оскорбленно смотрела, как она все это проделывает, и все-таки удивление Дезире было не так уж велико после того, что Жанна рассказала ей о себе. Жанна произвела на Дезире впечатление, но только в начале, а теперь это прошло.— Ты не добавляешь воды?Это было весьма безобразное зрелище — лежащая в постели толстая женщина, которая крупными, обжигающими горло глотками пьет из стаканчика для чистки зубов и, поперхнувшись, вдруг начинает кашлять. Жанна знаками попросила подругу постучать по спине, минута страданий и сиплого дыхания сменилась наконец нормальным вздохом, и Жанна моментально обрела вновь свою непонятную улыбку:— Так-то лучше.— Ты же опьянеешь!— Не знаю. С чего бы?— Ты к этому и стремишься? Она не ответила. Потом все с тем же выражением безмятежности и в то же время откровенной иронии на лице она произнесла:— Мне нужно принять решение, не так ли?— Но ты хоть не поступишь, как твой брат?— Точно нет. Лицо ее оживилось. Глаза влажно блестели.— Думаю даже, что и в приют я не пойду. Она говорила сама с собой, и Дезире, должно быть, представляла сейчас для нее не более как черно-белый силуэт в солнечных лучах.— Вы слишком уж сложные для меня люди.— Послушай…— Ну, разумеется, я тебя слушаю. Но мне нужно проверить, не пришла ли санитарная машина.— Я к ним приеду через восемь — десять дней, как только смогу твердо стоять на ногах. Готова поспорить, что это произойдет даже раньше.— Согласись, что ты самая обыкновенная, что ты боишься остаться одной.— Нет.— И не боишься даже умереть? Жанна продолжала улыбаться, и эта улыбка выводила Дезире из себя, у нее возник даже соблазн разозлиться из-за этой улыбки.— Слишком много у тебя гордыни для приюта!— Да нет же.— Выходит, ты хочешь меня убедить, что делаешь это для их блага?— Я вовсе не уверена, что сделаю им благо. Думаю, что в конце концов я поняла нотариуса. Он прожил дольше меня. Каждый приходит к тому, что устраивается — любым способом, каждый создает себе жизнь по своей собственной мерке.— Каждый делает то, что может, — словно почувствовав себя задетой, быстро возразила Дезире.— Каждый делает то, что может, именно это я и говорю. Каждый с грехом пополам пытается жить в мире с самим собой.— А ты не живешь в мире сама с собой?— Я ощущала его, когда таскала по лестницам Боба на руках и присматривала за всем домом, чтобы избежать Бог знает какой катастрофы.— Это ни к чему не привело. Это как твоя большая уборка в среду вечером, после похорон. Стоит мне только подумать, что ты…— Что ты в этом понимаешь!— Согласись, что это немного напоминает историю с Лоэ, и ты делаешь это для того, чтобы…— …чтобы вставать утром первой, чтобы кофе был готов, а стол накрыт, когда поднимутся все остальные, чтобы полы были чистыми, а дом уютным, чтобы опустить руки в воду для мытья посуды, чтобы в момент, когда качаешься от усталости, заметить, что еще не все сделано, что все сделано никогда не будет; чтобы, валясь в кровать от изнеможения, начинать думать о завтрашних заботах и сторожить сон всех остальных…— Чтобы стать рабой, вот что! Видно, ты не бывала подолгу в услужении, да и людей ты не знаешь.— Речь идет не о людях. Речь идет о… Она налила себе полный стаканчик алкоголя, который принялась рассматривать с меланхолическим ликованием:— Видишь, это последний. Очень хочется попробовать еще раз и…Она обмакнула губы в коньяк, потом спокойным движением бросила стаканчик на пол:— Ты сама сказала: дом теперь ничей и нет необходимости прибирать.Это там не санитарная машина?— Я велю им подняться?— Да. Не бойся. Я буду благоразумна. Мое дыхание их, может быть, поразит, но завтра, в госпитале, я буду самой кроткой из больных, и все будут меня любить. Я стану так заботиться о себе, что окажусь на ногах раньше, чем через восемь дней, и я поеду к ним. У меня еще достаточно денег в сумке. Я буду тетей Жанной… Дезире, пожимая плечами, вышла.Оставшись в одиночестве, старая женщина потеряла свою улыбку, испуганно огляделась вокруг себя, прислушалась к шагам на лестнице, потом к стуку носилок о стены, и руки ее судорожно вцепились в простыню, словно в эту последнюю минуту она пыталась зацепиться за этот дом, за эту комнату, за маленький комод, который она видела в последний раз.— Тетя Жанна… — прошептала она, словно пробуя новое имя.Два здоровых парня смотрели на нее сверху вниз, как будто прикидывая ее вес, и перемигивались; тот, который был потемнее, сказал, когда Жанна опустила веки:— Пойдет?— Пойдет! — весело ответил другой.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43