Сточное отверстие позади, выходившее во двор, еще существовало, но белые стены были покрыты лаком; овощи и фрукты аккуратно разложены на белых полках. Двое мужчин поднялись по лестнице, и сверху стало слышно, как они разговаривают приглушенными голосами. В раковине Жанна увидела чашки со следами кофе с молоком, грязные тарелки, ложки, вилки, ножи. Она вспомнила, что посуда в беспорядке валялась и в комнатах: наверху тоже оставалась грязная посуда, которую она не собрала. Ее действия были инстинктивными. Она не размышляла, не спорила сама с собой. Только сейчас после всего случившегося у нее на лице появилось недовольное, или, скорее, грустное, выражение. Синий передник висел за дверью, она взяла его, накинула на шею, завязала сзади тесемки. Засучивать короткие рукава необходимости не было. Из крана потекла вода — почти сразу теплая, потом горячая, и она не глядя сунула руку в мыльный порошок, взяла тряпку; пар от воды начал оседать на стеклах. Стук тарелок создавал привычный звуковой фон, и Жанна была весьма удивлена, когда немного времени спустя услышала, что кто-то покашливает за приоткрытой дверью. Это был комиссар полиции.— Извините меня за недавнюю бестактность. Я не знал, кто вы такая.Позвольте выразить вам мои соболезнования. Доктор Бернар сказал мне, что, наверное, не стоит беспокоить мадам Мартино сегодня утром, и я его понимаю. Не соблаговолите ли вы передать ей выражение моих чувств и сказать, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы свести формальности к минимуму?— Тело так и останется пока наверху?— Это не является необходимым, поскольку все очевидно. Более чем вероятно, что вскрытия не потребуется. Значит, вы уже сейчас можете вызывать похоронное бюро, и я думаю, — тут он бросил взгляд на еще исходящую паром посуду, которую вытирала Жанна, — что это нужно сделать в первую очередь, принимая во внимание время года.Доктор невозмутимо держался позади него с видом человека, спокойно взирающего на происходящее.— Думаю, что я сегодня не нужен вашей невестке, — сказал он. — Если, однако, возникнет необходимость, я буду дома весь день и вы сможете меня вызвать.Она ответила просто:— Спасибо.В половине двенадцатого явился представитель похоронного бюро с двумя помощниками. Для очистки совести Жанна постучалась в дверь невестки, но ответа не получила. Ей в голову не пришло снять передник. Руки ее пахли луком.— Лучше всего, конечно, выставить тело в голубой комнате, — сказала она, бегло осмотрев комнаты второго этажа.Шедшая за ней Алиса проворчала раздраженно:— Это комната Мад.— А следующая?— В ней живет Анри.— Одному из них придется поспать на третьем этаже. Нельзя же оставлять тело наверху.— Разбирайтесь с ними сами. Что же касается меня, то я не останусь в доме этой ночью.Жанна не ответила ей, служащие похоронного бюро спустили тело с чердака и заперлись с ним.Через улицу, с другой стороны моста, натянули широкую ленту; группы людей стояли на тротуаре, и их можно было видеть через открытые окна с удивительной четкостью; терраса «Золотого кольца» была набита битком, вьющиеся волосы Рафаэля мелькнули на мгновение под солнцем. Там проходили соревнования велосипедистов, и вот-вот должны были показаться первые гонщики, о чем возвестили крики, доносящиеся с вершины холма.— Куда ушла Мадлен? — спросила Жанна.— Вы думаете, она сообщает мне об этом?— А когда она ушла?— Утром, незадолго до того, как проснулся малыш. Было, вероятно, часов шесть.— Одна?— Разумеется, нет. За ней приехали на машине. Я слышала автомобильный гудок. Потом она спустилась.— И кто там был?— Друзья.— Какие друзья?— Во всяком случае, какие-то парни. Можете спросить у нее, когда она вернется. Единственное, что я знаю, так это то, что она ушла в шортах: все ее платья в шкафу.— Может ли она вернуться сегодня вечером?— Скорее, завтра рано утром. Готова поспорить, что она поехала купаться в Руайан.— А ее брат?— Вы же слышали, что сказала его мать. Анри опять угнал машину. Я не знаю, как он отыскал ключ, отец всегда его прятал.— Сколько ему лет?— Анри? Девятнадцать.— А Мадлен?— Вы ее тетя и не знаете этого? Видать, и правда, что…Она прикусила губу, сделав это специально — так, чтобы было заметно.— Правда — что?— Ничего. Меня это не касается. Если я правильно понимаю, вы приехали, чтобы жить в этом доме?Она уставилась на синий передник на ее тетке и, не дожидаясь ответа, настолько очевидным он ей казался, добавила:— Ну, а мне, если хотите знать, на прошлой неделе исполнилось двадцать лет, со своим мужем я жила ровно пять месяцев. Может быть, вы понимаете, что я хочу сказать?— Я думаю, что ребенок проснулся.— Черт возьми! Все время этот ребенок! Раз уж вы с ним управляетесь лучше меня, идите к нему вы.— Я спущусь вниз и закончу готовить, а ты пока за ним присмотришь.Поняла?Жанна никогда не была такой спокойной, и племянница даже рта не раскрыла, чтобы ей возразить, и осмелилась лишь состроить гримасу в спину уходящей Жанне; прежде чем направиться в комнату к проснувшемуся ребенку, она зажгла новую сигарету.Когда Жанна открыла печь, в кухне словно раздалась музыка; шипенье соуса, которым она поливала жаркое, для дома играло почти ту же роль, что и ночное стрекотанье кузнечиков для деревни. На кастрюлях подпрыгивали крышки, из-под них вырывался пар.— Ну вот! Начинает кричать, несносный ребенок! Как только тебя берет твоя мать, ты орешь. Если ты не замолчишь, я тебя отдам тете Жанне…Жанна в ответ на это не улыбнулась, не нахмурила брови и только уголком передника вытерла покрытый капельками пота лоб.Вошел представитель похоронного бюро с записной книжкой в руке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43