Локоть сдвигать с места нельзя.
Вены на висках у него вздулись, щеки побагровели.
Следя за борьбой, г-жа Дюкро, видимо, ждала, что мужа, того и гляди, хватит удар.
— Вы не все силы выкладываете.
Так оно и было. Когда Мегрэ напряг руку в полную силу, то с удивлением почувствовал, что Дюкро вдруг перестал сопротивляться, его мышцы уступали теперь ничтожному нажиму. Наконец рука судовладельца коснулась стола, и Дюкро на мгновение расслабился.
— Вот тут-то и зарыта собака…
Он отошел от стола, открыл окно, и комнату наполнило влажное дыхание реки.
— Гассен! Эй, Гассен!
У фонаря что-то зашевелилось, но гравий двора не заскрипел под ногами.
— Интересно, чего он ждет? Знаете, по большому счету, он — единственный, кто меня любил.
И Дюкро посмотрел на комиссара, как бы говоря:
«Вы-то не захотели».
На столе оставалось только красное вино. Дюкро налил себе два полных бокала подряд.
— А теперь послушайте, что еще я вам скажу, и пусть вас не волнуют все эти подробности: завтра я, если захочу, от всего отопрусь. Значит, так, однажды вечером я пришел на баржу Гассена…
— К своей любовнице, — перебила дочь.
Дюкро пожал плечами и с непередаваемой интонацией бросил:
— Надо же быть такой дурой!.. Да, Мегрэ, значит, я сказал, что пришел на его баржу. Мне все осточертело, потому что два эти гаденыша еще раз пытались меня обобрать. Иду и вижу, в иллюминаторе нет света. Поднялся на борт, постучал, даже позвал. Никто не открыл. Странно, думаю, куда же она могла уйти. Пошел, побродил по набережной, возвращаюсь и вижу, что какая-то сволочь разлеглась на палубе «Золотого руна» и подглядывает в иллюминатор, как моя дочка раздевается…
На слове «дочка» он с вызовом бросил взгляд на молодую пару, но те промолчали.
— Я подкрался, схватил его за руку, стиснул и вывернул. Он у меня ужом завился. Я доволок его до борта и почти что столкнул…
Дюкро снова встал перед окном и теперь говорил в ночную сырость; голос его стал едва слышен, и сидевшим за столом приходилось напрягать слух.
— До того я с самыми здоровыми справлялся. А тут вышла осечка. Я вдруг ослаб. А этот гад перестал выворачиваться, вытащил что-то из кармана, и я почувствовал удар в спину. Он тут же вскочил на ноги, двинул меня плечом и столкнул в воду.
Сцена была странная, но особенно впечатляло, пожалуй, то, что г-жа Дюкро сидела, как каменная, и никак не реагировала на слова мужа. В комнате посвежело. Холод вливался из открытого окна, нес с собой тьму и страх, будоражил нервы, таил в себе что-то угрожающее.
— Гассен! Эй, Гассен!
Мегрэ обернулся. Старик стоял, прислонясь к незапертой калитке.
— Ну и тип! — пробурчал Дюкро, возвращаясь к столу и наливая себе еще вина. — Он же сто раз мог выстрелить. Мог и совсем близко подойти…
Капли пота у него на лбу доказывали, что ему так и не удалось преодолеть страх. Может быть, как раз страх и заставил его открыть окно и встать перед ним?
— Мели!.. Мели, черт бы вас побрал!..
Наконец появилась служанка без фартука, но в шляпке.
— Что это ты?
— Я ухожу.
— А пока еще не ушла, приведи сюда старика — вон он стоит у калитки. Поняла? Скажи ему, мне надо с ним поговорить.
Служанка не двинулась с места.
— Ступай!
— Не пойду, месье.
— Что? Ты не сделаешь, как я велел?
— Я не пойду, месье.
Лицо у этой тощенькой безгрудой девушки, в которой не было ни женственности, ни обаяния, побледнело до синевы, но она все же нашла в себе силы пойти против воли Дюкро.
— Ты что, не слушаешься? — Судовладелец двинулся к ней с поднятой рукой. — Не пойдешь?
— Нет, нет, нет!
Но Дюкро не ударил. Весь обмякнув, он прошел мимо, словно не видя ее, открыл дверь, и со двора донеслись его шаги. Дочь его не шелохнулась. Зять подался вперед, чтобы лучше видеть. Жена медленно встала и бесшумно подошла к раскрытому окну. Ну а У комиссара стал такой вид, словно он, воспользовавшись тем, что на него не обращают внимания, решил налить себе лишний стаканчик вина. В окно он выглянул, только когда услышал скрип калитки.
Дюкро и Гассен, две такие несоразмерные фигуры, стояли в метре друг от друга и что-то говорили, но слов их не было слышно. Вдруг до слуха Мегрэ донесся жалобный, тоненький, как у ребенка, голосок:
— Умоляю вас!
Это была г-жа Дюкро; не отводя глаз от калитки, она, задыхаясь, обращалась к комиссару. А те двое мужчин и не думали драться. Они просто разговаривали. Потом вошли во двор. Дюкро положил руку старику на плечо и вроде бы подталкивал его вперед. Пока они подходили к дому, Дешарм улучил момент и спросил Мегрэ:
— Так что же от нас требуется?
И комиссару пришлось ответить ему на манер Дюкро:
— Дерьмо!

Свет в столовой ослепил старика, он сощурился. Намокшие плечи тужурки слабо блестели; фуражку он держал в руке, вероятно безотчетно сняв ее при входе в комнату.
— Садись!
Стараясь не смотреть по сторонам, Гассен присел на краешек стула и пристроил фуражку на коленях.
— Пропустим по стаканчику красного? Помолчи, помолчи! Ты же помнишь, что я говорил: потом можешь делать, что тебе угодно. Так, комиссар? А я всегда держу слово!
Он легонько чокнулся с Гассеном и, сморщившись, залпом выпил.
— Жаль, что ты уже начал.
Теперь Дюкро обращался только к речнику, лишь искоса поглядывая на Мегрэ.
— Ну-ка скажи, верно ведь, что раньше я одним ударом любого с ног валил?
— Верно.
Тем, кто слышал удивительно мягкий, кроткий голос старика, могло показаться, что все происходящее видится им во сне.
— Помнишь драку с бельгийцами в Шалоне? А вот на днях один тип уделал меня, правда, предательски — у него был нож. Ты не в курсе, но это не важно. Я зашел к тебе на баржу и вижу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34