У тротуара стоял автомобиль. Комиссар полиции подошел и отворил дверцу. Из машины вышел уже знакомый мне господин с моноклем.
- Все готово?
- Все готово, господин заместитель... Еще десять моих людей стоят в переулке позади дома...
Матушка возвращалась, согнувшись под тяжестью большого свертка, который несла под мышкой. Я бросился к ней. Уцепился за сверток.
- Они его схватят...
- Кого?
- Отца Альбера!
Тут она заметила скопление полицейских и шепнула:
- Идем скорее домой...
Она даже не подумала спросить меня, что я делаю на улице. Положила мокрый от дождя сверток на прилавок.
- Спасибо, мадемуазель Фольен... Покупательница еще не приходила?.. Ступай наверх, Жером... Я сейчас подымусь...
Я слышал, как она вполголоса что-то говорила мадемуазель Фольен, а в комнате меня встретила широченной улыбкой тетя Валери:
- Надеюсь, уж на этот раз они его поймают! Что вдруг на меня нашло? Я пригрозил:
- Если ты скажешь... - Кровь громко стучала у меня в висках, и, так как отступать было поздно, я пошел напролом: - Если ты скажешь, я тебя убью!
VII
Вчера я пытался расспросить матушку. Она почти не изменилась, и в ее белокурых волосах едва проглядывают белые нити. Живет она в Кан и, но воле случая, снимает квартиру в доме, где управляющим некий мосье Жамб, служивший в письмоводителях у того самого адвоката, к которому ездила тетя
- Господи, Жером!.. Неужели ты все это помнишь?..
Матушке пришлось напрячь память.
- Ты имеешь в виду ту историю, которая случилась, когда у нас жила тетя Валери?.. Анархист, у которого был сын, маленький мальчик?.. Мальчик потом умер в санатории...
- Не в санатории, - мягко поправил я. - Бабушка отвезла его в горы, неподалеку от Ниццы...
- Как подумаешь, до чего тетя Валери меня мучила из-за лука - порея!
Тут пришел мой черед удивиться. Я помнить не помнил ни о каком луке-порее.
- Ты не помнишь?.. Она же не выносила порея, даже запаха его... И уверяла, что я кладу его в супы и в рагу... Пользуясь тем, что я в лавке, она поднимала крышки у кастрюль.
- А ты в самом деле не клала?
- Самую малость, для пикантности. Но всегда потом вынимала... Как-то вечером она обнаружила кусочек у себя в тарелке... Ты лежал в постели больной... Это когда у тебя была свинка... Я очень устала... Она обозвала меня лгуньей, потому что я сказала, что порея там нет. Потом, слово за слово, уж не знаю, чего она только не наговорила... Твой бедный отец, он же всегда молчал, побелел как мел... Кончики усов у него вздрагивали... Он встал... Даже не знаю, как он мог это выговорить: "Я попрошу вас сейчас же замолчать!.. Моя жена у себя дома, слышите? А вас с завтрашнего дня здесь не будет..." Кажется, тетя обозвала его убийцей... Назавтра она не пожелала уехать, всячески за нас цеплялась... Ее чуть не силком пришлось подталкивать, чтобы посадить на поезд...
- Ну, а арест?
- Ах да!.. Это произошло незадолго до того... Там как будто была обещана награда?.. Постой!.. Припоминаю, да... Это аптекарь из Лизье помог его найти... Этот человек... как же его звали?
- Рамбюр... Гастон Рамбюр...
- Верно. Бросая бомбу, он сильно поранил себе руку... Все, кто его видел, указывали, что левая рука у него забинтована... Чтобы купить бинты и лекарства для перевязки, его мать, понимая, что тут все с нее глаз не спускают, отправилась пешком в Лизье и зашла там в ближайшую к вокзалу аптеку... И надо же так случиться!.. Угадай, кто оказался в аптеке?.. Урбен!
- Наш Урбен?
- В Лизье в тот день была ярмарка, и Урбен поехал туда с отцом... Не знаю, что ему понадобилось в аптеке, но он увидел там мадам Рамбюр... А мадам Рамбюр Урбена не знала... "Знаете, кто это?" - просто так, ни о чем не думая, спросил он аптекаря. Но аптекарь - тот подумал, сообразил и отправился в полицию. Он продал ей перекись водорода и все необходимое. Полиция сделала обыск у Рамбюров и удостоверилась, что ни у нее, ни у ее внука нет никаких ран...
- Если я не ошибаюсь, всю премию аптекарю выдать не захотели и половину поделили между собой полицейские.
Я пытался навести матушку на разговор о самом аресте. Но, видимо, ее память устроена иначе, чем моя. Она хорошо помнила все, что ей рассказывали, как, например, эпизод с аптекарем, и забыла, какая в тот вечер стояла погода
Вижу, как, напрягая память, она отвечает:
- Шел дождь, да?
- А вот и нет! - торжествую я.- Дождь шел целый день, но к вечеру поднялся ветер. Неужели ты не помнишь, как при луне серебрилась шиферная крыша рынка, как зеваки взобрались туда, будто смотреть фейерверк?.. Не помнишь, как жандармы мочились у нашего дома?..
Она покачала головой.
- Нет... Не обратила внимания...
Если я обращаюсь к матушке, то лишь затем, чтобы восполнить пробелы; некоторые картины встают передо мной настолько живо, словно это происходило только вчера.
Родители были люди не любопытные: мы сели за стол, даже не попытавшись узнать, что предпримут полицейские. Ставни были опущены. Газовый рожок в лавке подвернут, и отец, орудуя ножом и вилкой, рассуждал о нашем старом жеребце Кофе, которому скоро придется искать замену.
Несколько раз, услышав на улице шум, я вздрагивал, звуки были какие-то непонятные: шаркающие шаги, голоса, бестолковое хождение взад и вперед, будто по утрам перед открытием рынка.
И вдруг пронзительный свисток, как в то воскресное утро, когда, заложив пальцы в рот, свистела ватага молодых ребят. Отец встал из-за стола и направился к закрытой на засов двери.
- Осторожно, Андре!..- предостерегла матушка. Он приоткрыл дверь; потянуло сквозняком, и к нам ворвался гул голосов.
- Не надо, Андре... Зачем напрасно рисковать!.. Если тебе не терпится посмотреть, иди к окну...
Я потихоньку выскользнул из кухни и поднялся наверх;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30