.. Одевайся, Жером...
В доме поднялась кутерьма. День этот был из ряда вон выходящий. Помню сутолоку в низких, плохо освещенных комнатах, мою разобранную кровать и другую кровать, красного дерева, которую Урбен неуклюже втаскивал вверх по частям. Помню матушку перед зеркалом, втыкавшую шпильки в шиньон и натягивавшую сетку на пышные волосы.
- У него нет башмаков...- пробормотала она с зажатыми во рту шпильками.
- Ну и что же?
- Если я тебе об этом сообщаю, то потому, что ты всегда утверждаешь, будто...
Мои игрушки так и остались на полу.
- Поживее одевайся, Жером...
Матушка взяла из конторки деньги с тем грустно-смиренным видом, который всегда принимала в торжественных случаях.
- Вы уж меня извините, мадемуазель Фольен... Постараюсь обернуться побыстрее... Лишний человек в такой квартире, как наша... Ничего не попишешь!..
Улица и холодный дождь. Матушка держала меня за руку. Я отставал, и она тащила меня за собой; потом я вдруг прибавлял шагу и вырывался вперед.
- А что ты мне купишь?
- Костюмчик... Тебе нужно быть очень внимательным к тете Валери... Она старая женщина... И едва ходит...
Я не только никогда ее не видал, но почти ничего не слышал о ней, если не считать смутных упоминаний о существовании какой-то тетки.
Рыночная площадь тонула во мраке. Лавки освещались газом, в маленьких кафе стекла были матовые, у некоторых к тому же в замысловатых узорах.
Лишь угол улицы Сент-Йон выделялся ярко освещенным пятном; мертвенного, синеватого оттенка свет странно дергался и пульсировал: бакалейщик Визер, единственный на весь квартал, установил снаружи, над витринами магазина, мощные дуговые лампы.
- Я хочу охотничий костюм,- заявил я. Мы шли быстрым шагом. Ветер дул нам в лицо, и мать держала зонт наклонно.
- Не попади в лужу...
А вокруг только ускользающие черные силуэты. Мы вошли в большое двухэтажное здание магазина готового платья "Добрый пахарь".
- Для вашего сыночка, мадам Лекер? Манекены. Пропахший табаком старик приказчик, примеряя, дышал мне в лицо.
- Я хочу охотничий костюм...
- У вас есть охотничий костюм на его возраст?.. По-вашему, это будет прилично?
До сих пор я носил одни только матроски... Меня раздевали, одевали, поворачивали.
- Это не слишком марко?
Бедная матушка! Серый, в мелкую клеточку, костюм, который она выбрала, был и без того неопределенного тона, до ужаса уныл!
- А воротнички к нему у вас найдутся?
Мне вручили картонку. Матушка надолго застряла у кассы, к тому же как владелица торгового предприятия она пользовалась десятипроцентной скидкой.
- Завтра приезжает мужнина тетя. Ума не приложу, как мы все поместимся, у нас и без того тесно... Пропахший табаком приказчик преподнес мне комплект плохо отпечатанных загадочных картинок, давным-давно известных, вроде "А где болгарин?..".
В соседнем доме помещалась шоколадная фабрика, и снизу, из зарешеченных подвальных окон, на нас дохнуло жаркой сладостью.
- Не знаю, как быть с башмаками... на заказ уже не успеешь сделать... Ну ничего!..
Матушка была в своем черном суконном пальто в талию, с узенькой горжеткой из куницы.
- Ни во что не вмешивайся... А главное не сболтни, что мы заказываем у Нагельмакеров... Не то возьмут дороже... Чулки у тебя по крайней мере целые, без дырок?
Снова на свет божий появилось большое черное портмоне. Все в тот день было черным: одежда матушки и прохожих, булыжник мостовой, окутанные мраком дома, само небо над нашими головами.
- А галстук? - заикнулся было я.
- Дома сколько угодно лент... Я тебе сама сделаю.
- Синий в горошек...
- Там будет видно... Смотри себе под ноги...
Я так редко гулял с матушкой, "рабой этой лавки", как она любила выражаться, что, если выпадал такой счастливый случай, она всегда водила меня в кондитерскую Хозе и угощала пирожным. Но сейчас матушка и не вспомнила о пирожных. Поглощенный мыслью о новом костюме, я тоже не вспомнил или, точнее, вспомнил, но когда мы уже миновали кондитерскую.
То мы шагали по безлюдным тротуарам едва освещенных улиц, то вдруг окунались в свет и оживление торгового квартала.
- Надо бы купить рыбы на ужин...- вслух размышляла матушка.- Хотя нет... весь дом провоняет...
Уж очень у нас было тесно! Сразу за лавкой квадратная комната подсобное помещение: кухня и столовая одновременно, с круглым столом посередине и застекленной дверью, сквозь которую, отодвинув занавеску, можно было наблюдать за тем, что делается в лавке.
Так называемая "комната" над лавкой служила мне детской, а родители спали рядом, отделенные от меня деревянной, оклеенной обоями перегородкой.
- Да что ты тащишься, Жером!.. Хоть сегодня постарался бы не сердить меня...
Мы приближались к дому. Уже виден был мертвенный свет бакалеи Визера, и тут, именно на этом свету, мне бросились в глаза два человека: они бежали согнувшись, держа под мышкой кипы только что полученных на вокзале газет. В это время доставляли парижские газеты, но обычно продавцы никогда так не бежали.
Прохожие останавливались, провожали взглядом газетчиков, и на их лицах я заметил то же озабоченное выражение, какое поразило меня сегодня у отца с матерью.
- Газета "Пти паризьен"... Специальный выпуск... Расстрел Феррера!.. Читайте подробности смерти Феррера...
Я понимал: что-то назревает и весь день какой-то особенный. Первое тому свидетельство: газетчики никак не отдышатся от бега. Второе: пять-шесть мужчин- рабочие, купившие газеты, сошлись кучкой, и к ним тут же направились двое полицейских.
- Давай-давай!.. Расходись!.. Никаких сборищ...
Рабочие отходили медленно и неохотно. Полицейские бесцеремонно их подталкивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30