Уступая моим настояниям, ему иногда приходится бывать с гостями, но при этом он почти никого не замечает, почти ни с кем не разговаривает... Весь уходит в себя...
- Скажите, пожалуйста, он сам выбирает знакомых?
- Это люди, с которыми мы должны встречаться По своему положению. Люди нормальные, ведущие нормальный образ жизни.
Мегрэ не спросил ее, что она называет нормальным образом жизни, считая, что лучше дать ей высказаться. А ее монолог становился все более назидательным.
- Прошлым летом, поверьте, он ни единого раза не был ни на пляже, ни в бассейне! Все время просидел в саду под деревом... То, что до замужества я принимала за рассеянность (представьте, вдруг он переставал меня слушать), впоследствии обернулось полной неспособностью жить с людьми.
Вот почему он уединяется у себя в кабинете, почти не выходит оттуда, а уж если выйдет - таращит на всех глаза, словно филин, ослепленный светом... Вы поторопились с выводами, мосье Мегрэ!
- Я хочу задать вам еще вопрос... Он был заранее уверен в ответе.
- Вы прикасались к револьверу со вчерашнего дня?
- А с чего бы это?
- Я жду не вопроса, а ответа.
- Нет.
- С какого времени вы его не трогали?
- Наверно, несколько месяцев... Я уже целую вечность не наводила порядок в этом ящике.
- Но ведь вчера-то вы мне его показывали.
- Ох, совсем забыла...
- А раз я брал его в руки, значит, там остались мои отпечатки поверх других?
- И это все, что вам удалось установить? Она смотрела на него так, словно ее огорчало, что Мегрэ такой неловкий, такой недотепа.
- Вы очень красочно рассказали мне про отчуждение вашего мужа, об отсутствии у него контакта с жизнью. А вот вчера еще он занимался у себя в кабинете чрезвычайно важными делами с людьми, которые в облаках не витают.
- А как по-вашему, почему он избрал специальностью Морское право? Ведь он ни разу в жизни не был на корабле, никогда не знал моряков... Все у него только на бумаге, все - в теории, ясно?.. И это еще раз подтверждает то, о чем я вам говорила и что вы никак не хотите принять во внимание...
Она вскочила и принялась расхаживать по комнате, словно это помогало ей собраться с мыслями.
- И даже его конек, пресловутая статья шестьдесят четвертая... Разве это не доказывает, что он просто боится - боится самого себя и старается себя успокоить? Он знает, что вы здесь и допрашиваете меня, - в нашем доме все известно, кто куда и зачем пошел. Знаете, о чем ему думается? О том, что нервы у меня не выдержат и я потеряю голову. Тогда подозрение падет не на него, а на меня... А попади я в тюрьму - он свободен.
- Минутку. Мне что-то непонятно. О какой еще другой свободе идет речь?
- О полной его свободе.
- А на что ему это после смерти мадемуазель Ваг?
- Найдутся другие мадемуазели.
- Значит, вы думаете, что муж воспользовался бы вашим отсутствием и завел бы любовниц?
- Почему бы нет? Это тоже возможность увериться в себе.
- И потом по очереди убивать их?
- Не обязательно убивать всех.
- Но ведь как будто он не способен поддерживать отношения с людьми?
- Да. С людьми нормальными - с людьми нашего круга.
- Людей, не принадлежащих к вашему кругу, вы не считаете нормальными?
- Вы же прекрасно понимаете, что я хотела сказать... Ненормально, что он водится с...
- Почему?
В дверь постучали, она отворилась, и вошел Фердинанд в белой куртке.
- Мосье Мегрэ, вас спрашивает кто-то из ваших сотрудников.
- Где он?
- Здесь, в коридоре... Он сказал, что это очень срочно, и я решился провести его сюда.
В полутьме коридора комиссар увидел Люка.
- Одну минуту, мадам Парандон, вы разрешите? Он притворил за собою дверь. Фердинанд ушел. Жена адвоката осталась у себя в комнате одна.
- Что такое, Люка?
- Утром она два раза проходила через гостиную.
- Это точно?
- Совершенно точно... Отсюда вам не видать, а из гостиной хорошо видно. В доме на Цирковой улице у окна почти целый день сидит один калека...
- Очень старый?
- Да нет, просто пожилой - лет пятидесяти... Когда-то попал в аварию и потерял ноги... Теперь торчит у окна целый день и от нечего делать наблюдает за всеми, кто тут ходит взад и вперед... А еще его интересует, как моют машины, особенно "роллс-ройсы..." Судя по тому, что он мне рассказывал, - а я задавал ему всякие дополнительные вопросы, - его показаниям верить можно... Фамилия его Монтанье... А дочь у него акушерка.
- В котором часу он видел мадам Парандон в первый раз?
- Чуть позднее половины десятого.
- Она шла в направлении кабинетов?
- Да. Он разбирается в планировке квартиры даже лучше нас... Да и об отношениях адвоката с секретаршей знает.
- Как она была одета?
- В голубом, в домашнем.
- А во второй раз?
- Минут через пять после этого она прошла по гостиной обратно... И его поразило, что она даже не заметила, что в глубине комнаты горничная вытирала пыль.
- Значит, она не видела горничную?
- Нет.
- А ты допросил Лизу?
- А как же, еще утром.
- И она об этом тебе ничего не сказала?
- Говорит, что никого не видела.
- Спасибо, дружище!
- Что делать дальше?
- Ждите меня оба здесь. Никто не подтвердил показания этого Монтанье?
- Одна только служанка из квартиры на пятом этаже сказала, что заметила в окне гостиной кого-то в голубом - это было в то же время...
Мегрэ снова постучался в будуар и вошел, в ту же минуту мадам Парандон показалась на пороге спальни. Он не спеша выколотил пепел из трубки и снова набил.
- Будьте любезны, мадам, вызвать сюда горничную.
- Вам что-нибудь понадобилось?
- Да.
- Пожалуйста.
Она нажала кнопку. Несколько мгновений прошли в молчании, и у комиссара при взгляде на женщину, которую он так изводил, невольно сжималось сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39