В деревне светилось только одно окно - окно той комнаты, где мать его служанки Мари лежала в ожидании родов.
Он не полюбопытствовал, прежде чем лечь спать, действует ли телефон, и не проверил его. Вряд ли линию починили. Неполадки с телефонной связью всегда длились дольше, чем неполадки с электричеством.
Сейчас было одиннадцать часов. А что, если автомобиль Шаламона потерпел аварию и застрял где-нибудь на обочине пустынной дороги?
Действительно ли в последние годы Шаламон пытался получить обратно свою исповедь, которую подписал при столь драматических обстоятельствах?
Не будь этой уже пожелтевшей бумаги, против него не оставалось бы никаких улик, кроме показаний одного дряхлого старика, которого столько людей считали разочарованным, озлобленным против всего человечества за то, что ему не удалось стать под конец жизни президентом республики.
Аскэн умер в своем прекрасном особняке в Мелене, куда удалился после тяжелого поражения на выборах и где, несомненно, провел свои последние годы за игрой в кегли. Он не оставил ни мемуаров, ни состояния, и двое его сыновей, из которых один был ветеринаром, а другой посредником по продаже фармацевтических товаров, продали имение и особняк, на котором когда-то блистал щит с нотариальным гербом.
Итак, Аскэн уже никого не мог обвинить. Что касается Лозе-Дюше, то и он давно умер от кровоизлияния в мозг, когда произносил заключительную речь на каком-то банкете в Брюсселе.
Остальные ничего не знали. Ведь в живых оставалось лишь несколько чиновников, игравших в этой истории весьма второстепенную роль, причем каждый из них был посвящен в нее только частично.
Однако существовал клочок бумаги...
Не его ли искали в Эберге последние месяцы? В других книгах, помимо "Приключений короля Позоля", хранилась добрая сотня документов, столь же опасных для некоторых лиц, как этот клочок бумаги для Шаламона. Невозможно не быть свидетелем многочисленных гнусных обманов и многочисленных подлостей, когда большую часть жизни, к тому же столь долгой, как его, проводишь не только на политической арене, но и за ее кулисами.
И если бы теперь его спросили:
- Знаете ли вы хотя бы одного политического деятеля, который на определенном этапе своей карьеры не...
Он сразу же прервал ход своих мыслей, подобно тому, как обрывал других:
- Нет!
Сегодня он отказывался продолжать начатую игру. Он не желал себя обманывать! И, внезапно приподнявшись на локте, схватил порошок, проглотил его, запив глотком воды.
Ему хотелось заснуть, и притом как можно скорее, чтобы ни о чем больше не думать.
Последним смутным видением, которое промелькнуло перед его мысленным взором, был человек с какими-то неясными чертами лица, лежавший на больничной койке. По всей вероятности, то был Ксавье Малат. Какая-то сиделка заботливо меняла ему белье, как ребенку, а он тихонько посмеивался и заявлял, что ни за что не умрет раньше, чем наступит черед Премьер-министра.
- Сначала Огюстэн! - повторял он, лукаво подмигивая.
V
Еще не открыв глаза, он уже знал, что на дворе ночь и что бледный ночник, как крошечная луна, слабо освещает угол комнаты. Он чувствовал также, что происходит нечто странное, но не мог определить, что именно. Чего-то не хватало; скорее это было чье-то ОТСУТСТВИЕ, чем присутствие, и, когда он окончательно очнулся от сна, то понял, что его встревожило безмолвие, царившее за стенами дома; глубокая тишина пришла на смену яростной буре последних дней Казалось, вселенная вдруг перестала вибрировать.
Слабый свет проник из-под двери, он видел его сквозь полузакрытые веки. Для того чтобы посмотреть время на будильнике, пришлось бы повернуть голову, но он предпочитал не шевелиться
Он прислушивался. В соседней комнате кто-то двигался без особой осторожности, он различил стук поленьев, которые складывали у камина, и знакомое потрескивание. Только когда до него донесся легкий запах дыма, он позвал:
- Эмиль!
Шофер, еще не успевший побриться и надеть свою белую куртку, открыл дверь. После бессонной ночи глаза его казались мутными.
- Вы меня звали, господин Премьер-министр?
- Который час?
- Начало шестого. К концу ночи вдруг похолодало, возможно, будет мороз Поэтому я зажег огонь в камине. Я вас разбудил?
- Нет.
Немного помолчав, Эмиль заметил:
- Ну вот, как видите, никто не приехал. Старик отозвался:
- Никто не приехал, ты прав.
- Вы хотите, чтобы я подал вам чай? Лежа на спине, он следил за пламенем, которое причудливо извивалось в камине.
- Да, пожалуйста!
И когда Эмиль подошел к двери, попросил:
- Сначала открой ставни, хорошо?
Вечерами он любил, отрешаясь от всего, погружаться в тишину и одиночество, но по утрам, охваченный тревожным волнением, граничившим со страхом, торопился возобновить контакт с повседневной жизнью.
День настанет еще не скоро, еще не начало светать, но ночь не была темной, прозрачная дымка, оказавшаяся туманом, успела проникнуть в комнату, пока Эмиль, высунувшись из окна, распахивал ставни.
- Мороз щиплет, как в середине зимы, и скоро из-за этой сырости, которой земля пропиталась, как губка, не видно будет ни зги.
Когда Эмиль открыл окно, установив таким образом контакт с внешним миром, они услышали где-то далеко глухой жалобный вой сирены. Среди ночи ветер вдруг стих, но жизнь, приостановленная штормом, еще не успела войти в свою обычную колею, и сельские просторы были погружены в какое-то странное оцепенение.
- Я принесу вам чай через пять минут.
Пить кофе ему запретили, он имел право только на жидкий чай Из всех предписанных ему ограничений только это было для него действительно тяжелым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42