— Травы настаивать, — ответил Жуга, пряча бутыль и завязывая мешок.— А… — понимающе кивнул Телли. — А зачем?— Долго рассказывать. Ладно, пошли. Подыщем себе ночлег на сегодня, а завтра что-нибудь придумаем. Откуда ты родом?Парнишка наморщил лоб. Помотал головой:— Не знаю. Верней, не помню. Тут жил, а до этого в деревне… А до войны… не помню. Слушай, а ты здорово дерешься. Нет, правда здорово!— Как умею, так и дерусь, — буркнул тот, мрачнея лицом. — Пойдем.— А меня научишь?— Нет. Пойдем.Рик запоздало вскинул голову, обнаружил, что хозяева уходят и, возмущенно пискнув, кинулся вдогон. Поравнялся с ними и пошел вперевалочку.— Ты хоть бы ошейник на него надел, что ли, — мимоходом бросил Жуга, — а то ведь не всякий знает, что он у тебя ручной.— Не, — помотал головой Телли, — ошейник на него нельзя. Если он у самой головы, ну, на верхушке шеи, то сползает вниз и душит.— А ежели широкий и внизу?— Ты что, совсем дурак? Он из него вылазит!Жуга нахмурился, на ходу соображая, кто из кого должен вылезти, и смущенно кашлянул:— М-да, в самом деле.— Жуга. А Жуга.— Что?— У тебя деньги есть?— Ну, есть.— Много?— Мне хватает. А чего ты спрашиваешь?Телли остановился, скривил губы и дунул на челку.— Да это… ты ведь тогда к Рудольфу заходил. Вот я и… — он умолк.— Ну, — подбодрил его Жуга, — давай, договаривай.— Рудольф, он это… Дом свой это… заложил. Он уже не торгует, жить ему не на что, вот и заложил. Городу. Лавка у него там раньше была.— Какая лавка?— Обыкновенная. То-се, купи-продай. Старье всякое.Жуга ответил не сразу.— Что, и краденое скупал? — Телли потупился. Кивнул. — Н-да. Ну ладно. Хотя, постой. Говоришь, заложил городу? Хм…Жуга огляделся, шагнул в сторону и тронул за рукав проходившего мимо горожанина в сером суконном плаще.— Эй, приятель, где тут у вас магистрат?
Поздно вечером в двери дома старьевщика Рудольфа постучались, и стучали до тех пор, пока он не открыл. На пороге стояли двое — рыжий незнакомец, приходивший нынешним утром, и белобрысый мальчишка лет десяти.— Опять ты, — хмуро сказал Рудольф. — И этот еще… Я же сказал еще днем — уходите!— Знаешь, Рудольф, — проговорил негромко рыжий, — я бы много чего мог тебе сказать в ответ, но может, ты нас все-таки впустишь?— Что? Черта с два! Убирайтесь из моего дома!— Как бы тебе сказать, — странник помедлил, потер подбородок. — Видишь ли, этот дом… уже не твой. Вот, — он вынул из рукава и развернул перед лицом старьевщика лист пергамента.— Я выкупил твою закладную.Рудольф молчал, ошеломленно глядя на подписанный, с печатью бургомистра на сургучном кругляше документ.— Так ты нас впустишь, или нам стражу позвать?Помедлив, тот шагнул назад.— Черт бы вас побрал… Ну ладно, заходите.— Вот и хорошо, — промолвил странник, входя. — Меня зовут Жуга.— А меня — Телли, — сказал мальчишка.А за миг до того, как дверь закрылась, в дом проскользнула еще одна тень, длинношеяя и хвостатая, и старьевщик сдавленно вскрикнул:— Господи Исусе! А это еще кто?!— Не боись, это Рик, — поспешил заверить его Телли. — Он не кусается.Дракошка подошел к горящему камину, пару секунд смотрел на тлеющие угли, затем свернулся на плетеном круглом коврике в зеленый сплюснутый калач, удовлетворенно вздохнул и закрыл глаза.Бледный как мука Рудольф медленно опустился в кресло и зашарил по столу, нащупывая бутылку.— Мамочки мои… — пробормотал он, неотрывно глядя на дракончика. — Ох, мамочки…Жуга хозяйским взглядом оглядел помещение и обернулся к Телли.— Закрой окно, — сказал он. — Дует. СТАРЬЁВЩИК РУДОЛЬФ «Радоваться, когда потакают, и огорчаться, когда перечат — в природе каждого, в ком течет кровь.» Жердочка Для Птиц Нормально выспаться Жуге в ту ночь так и не удалось — старый тюфяк, набитый гороховой соломой, который травник отыскал на чердаке, был отсыревшим и ужасно пах мышами. Телли взять его не захотел, завернулся в дырявое войлочное одеяло и устроился на лавке. У Рудольфа, конечно, была кровать, и гость по городским обычаям вполне мог рассчитывать на место на ней, под одним одеялом с хозяином. Проблема заключалась в том, что Жуга чувствовал себя здесь кем угодно, только не гостем. Он вообще испытывал неловкость от того, что столь бесцеремонно вторгся в дом старьевщика, и отвоевывать у старика кровать посчитал для себя делом низким и недостойным. В конце концов, любая наглость имеет свой предел! От всех этих мыслей у травника к утру ужасно разболелась голова, он встал с рассветом, распахнул окно и вывесил тюфяк проветриться, после чего вернулся в комнату, где ночевал, и осмотрелся.От запаха плесени свербело в носу. Комната на втором этаже была чуть ли не до потолка завалена всякой всячиной, разбирать эти вековые завалы у странника не было ни сил, ни желания. Широкие полки вдоль стен оставляли свободным лишь узкий проход, по которому Жуга едва пробрался прошлым вечером, освещая себе путь огарком сальной свечки.— Ну и ну, — пробормотал он, оглядывая весь этот хлам при свете дня. — Похоже, он и впрямь старьевщик, этот Рудольф!Внизу было еще темно. Камин давно погас. Рик, бросив свой остывший коврик, перебрался к Телли под скамейку; из-под свисающего края одеяла высовывался кончик его зеленого хвоста. Широкую, почти квадратную комнату перегораживал старый прилавок, частично уже разобранный, не иначе, как на растопку. Полки и здесь прогибались под тяжестью всевозможных вещей, когда-то выставленных в качестве товаров, а ныне превратившихся в никому не нужный хлам. На стене висело два зеркала, изрядно побитая молью волчья шкура с головой и зубами и небольшое чучело лесной совы.— Любуешься? — спросил, спускаясь по лестнице, Рудольф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31