Ступай за ней, Бевис, проводи ее к нашему господину в мою хижину.
Огромный пес, как слуга, получивший приказ, последовал за Фиби через холл, сначала лизнув ей руку, чтобы дать знать о своем присутствии, а затем пустился рысью, поспевая за легким шагом той, которую он охранял и которую Джослайн не без основания превозносил за ее живость. Пока Фиби и ее страж пробираются по лесной просеке, мы вернемся в замок.
Индепендент как будто вернулся с небес на землю.
— А девушка ушла? — спросил он.
— Ушла, видите ли, — ответил егерь. — Да, ушла.
А если у вашей милости есть еще распоряжения, вам придется довольствоваться мужской прислугой.
— Распоряжения… Гм… Думаю, что девушка могла бы немножко подождать, — сказал солдат, — у меня было серьезное намерение наставить ее на путь истинный.
— Ну что ж, сэр, — ответил Джослайн, — в воскресенье она придет в церковь, и если вашему солдатскому преподобию будет угодно опять разглагольствовать, она воспользуется вашими поучениями вместе со всеми прихожанами. Но здешние девушки наедине проповедей не слушают… А что вам угодно сейчас? Не хотите ли осмотреть другие комнаты и остатки столового серебра?
— Гм.., нет, — сказал индепендент, — уже поздно, и темнеет… Ты можешь раздобыть нам постели, приятель?
— Раздобуду такую, какой у тебя в жизни не бывало, — пробормотал егерь.
— И дров для очага, и свечу, и скудной пищи Для удовлетворения грешной плоти? — продолжал солдат.
— Непременно, — отвечал егерь, выказывая благоразумное рвение угодить этой важной особе.
Через несколько минут на дубовом столе появился огромный подсвечник. Внушительный пирог с олениной, приправленной петрушкой, был водружен на чистую скатерть, фляга водки и кувшин эля послужили достойным добавлением. И за эту трапезу они уселись вместе: солдат занял высокое кресло, а егерь по его приглашению поместился на табурете на другом конце стола. За таким приятным занятием мы их пока и оставим.
Глава IV
Взгляни на ту зеленую тропинку,
Где взор ласкают гроты и беседки:
Там нежных ног ты не сотрешь о камни,
Там в дождь всегда готов тебе приют.
Но Долг зовет идти иной дорогой
Вот у обрыва он с жезлом стоит.
На том пути ты в кровь стопы изранишь,
На том пути тебя исхлещут ливни
И ты узнаешь голод, холод, зной.
Но Долг ведет к таким вершинам горним,
Где небу ты становишься сродни
И видишь под ногами все земное —
Ничтожный, жалкий прах…
Неизвестный автор
Читатель, вероятно, не забыл, что после поединка с республиканцем сэр Генри Ли с дочерью Алисой отправился искать приюта в хижине своего верного егеря Джослайна Джолифа. Шли они, как и раньше, медленно: старый баронет был подавлен мыслями о том, что последние следы королевских владений попали в руки республиканцев, и о своем недавнем поражении. Время от времени он останавливался и, скрестив руки на груди, вспоминал обстоятельства, при которых он был изгнан из дома, так долго служившего ему кровом. Ему казалось, что он покидал свой пост, подобно рыцарям из романов (когда-то он ими зачитывался), побежденный сарацинским рыцарем, которому такое приключение было уготовано судьбой. Алиса погрузилась в печальные воспоминания, да и последний разговор с отцом был не такой уж приятный, чтобы она стремилась возобновить его, пока сэр Генри не успокоится, — несмотря на доброе сердце и нежную любовь к дочери, в характере старого баронета стала проявляться раздражительность, не свойственная ему в лучшие времена, — это был результат старости и обилия невзгод. Только дочь да двое преданных слуг оставались верны старику в эти дни крушения его благополучия: они по мере возможности успокаивали порывы его гнева, жалели старого баронета даже тогда, когда сами страдали от раздражительности сэра Генри.
Прошло немало времени, прежде чем баронет заговорил.
— Странно, — начал он, вспомнив одно обстоятельство, — что Бевис пошел за Джослайном и за этим человеком, а не за мной.
— Уверяю вас, сэр, — ответила Алиса, — он почуял в этом незнакомце врага и счел своим долгом осторожно последить за ним, потому и остался с Джослайном.
— Нет, нет, Алиса, — возразил сэр Генри, — он покинул меня потому, что счастье мне изменило.
В природе есть что-то такое, что побуждает даже бессловесных тварей инстинктивно бежать прочь от беды. Олени, и те изгоняют больного или раненого из стада; подстрели собаку — и вся свора набросится на нее; порань рыбу острогой — ее проглотят другие рыбы; сломай вороне крыло или ногу — стая заклюет ее до смерти.
— Возможно, это и верно, когда дело касается менее разумных животных, — ответила Алиса, — ведь почти вся их жизнь — борьба; но собаки покидают себе подобных и привыкают к людям, ради своего хозяина они отказываются от пищи и забав со своими родичами. А уж такого преданного и умного слугу, как Бевис, нельзя так легко заподозрить в измене.
— Я не сержусь на пса, Алиса, просто мне грустно, — ответил баронет, — я читал в достоверных хрониках, что когда Ричард Второй и Генрих Болинброк были в замке Баркли, пес точно так же покинул короля, которому всегда служил, и перешел к Генриху, хотя видел его в первый раз. В этой измене своего любимца Ричард усмотрел знак близкого падения note 11. Пес после этого жил в Вудстоке; Бевис, говорят, его прямой потомок, а за чистотой кровей этой породы заботливо следили. Не знаю, какие беды сулит его измена, но сердце говорит, что это не к добру.
В это время зашуршали опавшие листья, вдали на дорожке послышался топот, и верный пес стремительно подбежал к своему хозяину.
— Иди-ка на расправу, старый плут, — ласково сказала Алиса, — защищай свое доброе имя, оно сильно пострадало в твое отсутствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29