Но хотя все лекари Эдинбурга в один голос называли его просто-напросто шарлатаном, немало нашлось и таких, причем в число их входило даже несколько священнослужителей, кто, признавая истинность свершенных им исцелений и силу его снадобий, утверждал, будто бы доктор Баптиста Дамиотти ради успеха в своей практике применяет колдовство и богопротивную черную магию. Обращение к нему почиталось этими ревнителями веры величайшим прегрешением, каким только может быть поиск здоровья у лжебогов и надежда на помощь, что приходит из Египта.
Однако ж защита, кою оказывали Падуанскому Доктору некоторые его доброжелатели, позволила ему совершенно не считаться с подобными злопыхательствами и даже притязать — и это в Эдинбурге, городе, прославленном своей нетерпимостью к колдунам и некромантам! — на опасную славу предсказателя будущего. Вскорости прокатились слухи, будто за определенную мзду (разумеется, немалую) доктор Баптиста Дамиотти готов поведать посетителям о судьбе отсутствующих друзей и даже показать их самих и то, чем они в настоящий момент занимаются.
Слухи эти докатились наконец и до леди Форрестер, достигшей уже той степени смятения духа, в котором страдалец готов пойти на что угодно и вынести все, что только ни потребуется, лишь бы неуверенность перешла в хоть какую-нибудь определенность.
Таковое состояние сделало леди Форрестер, обычно столь робкую и нерешительную, не менее отважной и упрямой, и вот однажды сестра ее, леди Ботвелл, была немало удивлена и встревожена, услышав от нее о твердом решении посетить этого чудесника и узнать у него судьбу пропавшего мужа.
В ответ леди Ботвелл возразила, что совершенно невозможно, чтобы столь дерзкие притязания иноземца могли бы основываться на чем-либо, кроме мошенничества.
— Я не страшусь, — отвечала покинутая жена, — подвергнуться насмешкам. И ежели есть хота бы один шанс из ста, что я могу получить какие-либо сведения о судьбе моего мужа, я не должна упустить этот шанс ни за что на свете.
Тогда леди Ботвелл попробовала указать ей на незаконность обращения к подобным источникам запретного знания.
— Сестра, — отвечала страдалица, — тот, кто погибает от жажды, не отвергнет воду, будь она хоть сто раз отравлена. Та, что страдает от неопределенности, должна искать сведений, хотя бы их предлагали силы нечестивые и дьявольские. Одна, без спутников отправлюсь я узнать свой жребий, и сегодня же вечером узнаю его, и солнце, что поднимется завтра утром, найдет меня если и не более счастливой, то хотя бы более смиренной.
— Сестра, — сказала леди Ботвелл, — если ты и впрямь решилась на этот дикий шаг, то отправишься туда не одна. Если человек этот — обманщик, то волнение твое может помешать тебе раскусить его мошенничество. Если же, во что поверить я не могу, он и в самом деле обладает тем небывалым могуществом, на кое притязает, то тебе не придется одной сообщаться со столь сверхъестественными силами. Коли ты действительно решилась идти, я пойду с тобой. Но все же лучше передумай и откажись от замысла, выполнить котррый нельзя без греха, а весьма вероятно — и без опасности.
Бросившись в объятия сестры, леди Форрестер припала к ее груди и на сотни ладов благодарила за предложение пойти вместе с ней, однако меланхолическим жестом отвергла дружеский совет, коим это предложение сопровождалось.
Когда же спустились сумерки — таково было время, когда Падуанский Доктор принимал визиты тех, кто пришел искать его совета — две дамы покинули свои апартаменты на Эдинбургском Коннонгейте, одевшись на манер женщин низкого звания и закутав лица в пледы, как было принято носить их у этого сословия; ибо в те дни аристократии на положение в обществе указывала, главным образом, манера носить плед, равно как и выделка ткани.
Подобное переодевание предложила леди Ботвеял, отчасти с целью остаться незамеченными, когда они подойдут к дому мага, отчасти же ради того, чтобы испытать его проницательность, представ перед ним в чужом обличье.
Надежный и верный слуга леди Ботвелл был отправлен ею умилостивить доктора долженствующей платой и намекнуть ему, что некая солдатка жаждет узнать о судьбе своего мужа — предмет, о котором, надо полагать, мудреца вопрошали куда как часто.
До самого последнего мгновения, покуда дворцовые часы не пробили восемь, леди Ботвелл жадно наблюдала за сестрой, в надежде, что та может еще отступиться от своего опрометчивого замысла; но поскольку кротость и даже робость способны временами на твердость и стремление к четко намеченной цели, то решимость леди Форрестер не поколебалась и сохранилась незыблемой вплоть до момента отбытия.
Глубоко недовольная самой этой вылазкой, но преисполненная намерений не покидать сестру в подобных отчаянных обстоятельствах, леди Ботвелл сопровождала леди Форрестер сквозь череду темных улиц и переулков, а слуга шел впереди и указывал им дорогу.
Наконец он внезапно свернул в узенький закоулок и постучал в сводчатую дверь, по всей видимости, принадлежавшую какому-то старинному зданию.
Она отворилась, хотя привратника видно не было; и слуга, отступив в сторону, знаком предложил дамам войти. Едва они yспели последовать этому приглашению, как дверь закрылась, оставив их провожатого снаружи.
Сестры обнаружили, что находятся в крохотной приемной, освещенной тусклым светильником. Теперь, когда дверь захлопнулась, ни струйка свежего воздуха, ни лучик света не проникали в помещение из наружного мира. С дальней стороны прихожей виднелась полуоткрытая дверь, ведущая во внутренние помещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14