Мама дочку любит. Ну, ненавидит по-своему,
это само собой. Но по-своему зато любит. Все по-своему. Пусть думает,
что кто-то дочку пришиб. Это будет ей утешительно. А то если будет
знать, что сама... Будет неутешительно. Я маму расстраивать не хочу.
- Что ли, самоубийством жизнь кончить решила? - спросил я.
- Ты молчи, козел! Тебя это не касается. И песни твои козлиные. У ме-
ня умер любимый человек. Мне незачем жить. Нет, песни нормальные, ты не
расстраивайся. Только ты их придумываешь. А Стас не придумывает ничего.
Они у него сами.
- Ангел нашептывает.
- Убью дурака. И он если бы пел, он не стеснялся бы. А ты сам поешь и
сам стесняешься. Значит, понимаешь, что фуфло. Все фуфло. Хотя песни хо-
рошие. У меня хуже. Ты бы король у нас был. Я серьезно, я понимаю. Мо-
жет, они даже лучше, чем у Стаса. Но ты их придумываешь. Придумать и ду-
рак сумеет.
- В умные не набиваюсь. Ладно. Пошли. Извинишься, спать ляжешь.
- Я туда не вернусь.
- Они интеллигентные люди, они все понимают. И им спокойней будет. Ты
правильно сказала - спокойней. Но все ведь такие. Все нормальные люди
такие. Или ты думаешь, что нормальные - которые молотком по башке?
- Именно! Они-то как раз и нормальные! - Нюра сплюнула. - Черт. Толь-
ко что пьяная была - и... Холодно. И нервы. Пошли, в самом деле. Я в по-
езде не спала. Сейчас упаду тут, зароюсь в листья - засну и замерзну
насмерть. У меня приятель замерз пьяный на автобусной остановке. Майским
утром. Ну, идем или нет?
5
и ничего что мои вены оскоминой свело
зато ночью у нас темень а днем у нас светло
и поля все в траве и все в деревьях леса
приезжайте подивитесь на такие чудеса
а в городах дома стоят в разбивку и в ряд
а в домах живые люди о чем-то говорят
они о чем-то говорят и молча и вслух
что бы стали они делать если б свет вдруг потух
Таня и Матвей, конечно же, имели такой вид, будто ничего не произош-
ло.
- Я постелила вам, - сказала Таня. - Комнатка тесноватая, конечно, но
ничего.
- В тесноте, да не в обиде! - Нюра извинилась этими словами за свое
поведение. Все это поняли, всем стало опять уютно.
- Сейчас я вам колыбельную спою, - обрадовала нас Нюра.
Она взяла гитару и запела.
Гитара звучала резко, голос звучал резко, слова были резкие. Наверня-
ка друзья ее там, в Волгограде, любят ее пение и ее любят. Но я отку-
да-то знал, что она будет петь что-то как раз в этом духе. Я где-то уже
слышал подобное, хотя нигде ничего подобного не слышал. Как бы объяс-
нить... Чутьем слышал. Есть вещи, о которых ты знаешь - они есть. Я
огорчился, конечно.
- Ну вот, - скромно вздохнула Нюра, уверенная, что покорила всех. -
Теперь можно спать.
- Слушайте, очень оригинально. Вам этим серьезно надо заниматься, -
сказал Матвей.
- Может, аккомпанемент... Да нет, он тут такой и нужен, - сказала Та-
ня.
- Вот именно, - сказала Нюра.
Мы даже душ на ночь приняли, - оказывается, дом со всеми удобствами.
Правда, вода нагревалась газовой колонкой, Матвей довольно долго доби-
вался, чтобы душ был достаточно горячим, а добившись, предупредил, что
краны крутить не нужно, иначе колонка может и взорваться ненароком.
Нам отвели под ночлег маленькую комнатушку с высокой металлической
допотопной кроватью. Лет сорок назад была она роскошной - двуспальной,
супружеской...
Одеял было два. Очень умные люди Таня и Матвей.
- Забыла им сказать, что мы не муж и жена, - проворчала Нюра.
- У них тут кроватей не сто штук, не гостиница, - урезонил я ее. - А
одеяла два дали, молодцы. Не привередничай.
- Отвернись, дай раздеться. Я голая сплю.
- Я тоже.
- Только не вздумай подлезть, козел... оторву.
- Слушай, ты можешь без этих слов? Тебе не идет.
- Могу, ...! Запросто,...!.. Хорошо у них. И люди все-таки нормаль-
ные.
Я лег рядом, согрелся, ждал: сейчас дрема сладкая начнется. И понял,
что долго не усну.
- Мне твоя песня не понравилась, - сказал я.
- А тебя спрашивают?
- Я говорю то, что хочу. Я правдивый вообще.
- Ненавижу правдивых. Сама такая.
- Можно очень пошлую штуку скажу?
- Нельзя, но говори.
- Я тоже ехал к Антуфьеву...
- В любви признаться? Ты голубой? Спасибо, успокоил.
- Нет. Просто нужен человек... Ну, ты можешь с ним не общаться. Но он
есть. И - можно жить. Легче. Был Антуфьев.
- Кумир, значит.
- Вроде того. Я десять лет собирался к нему приехать.
- Ты такой старый?
- И вот собрался. Дело не в этом. Просто все очень логично. Ты пони-
маешь, каждому человеку что-то идет. Ну, не только одежда, а вообще. У
меня вся жизнь такая. И у меня именно так должно быть: собрался к чело-
веку, с которым давно хотел встретиться, а он исчезает. Это мне идет.
Понимаешь? Ну, как говорится, в моем стиле. Если очередь за чем-нибудь,
то кончается передо мной. Есть люди, у них наоборот - ему всегда доста-
ется последнее. За ним уже никому, а он всегда. Он на поезд всегда опаз-
дывает - и точно в последнюю минуту успевает. А если не успевает, поезд
на пять минут почему-то задерживается. Такие есть, у меня друг такой.
- Значит, если б ты не поехал к Стасу, он бы не умер?
- Смешно. Но, может, и так. Нет, умер бы, конечно, у него ведь свое
все. Ему идет умереть сейчас. Он повторяться начал.
- Козел. Он никогда не повторялся.
- Ну, может быть. Но главное - я не впал в страшное горе. Мне сейчас
даже как-то все равно. Мне его не жаль... Не думал...
- И не думай. Тебе вредно. Я знаю, к чему ты клонишь. Ты сейчас ска-
жешь: аяяй, какая удача - из-за смерти Антуфьева я встретил тебя. Меня
то есть. И полезешь щупать. Хочется ведь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17