На вот, руку пощупай.
Я взял ее руку, подержал.
- А ногу хочешь? На ногу. Не выше колена.
Она высунула ногу и положила на меня.
Я не стал трогать ее ногу.
У нее был кумир - и остался. Все остальное для нее не существует. У
меня нет никаких шансов. Она всегда будет для меня чужой.
Я думал об этом - и думал о Тане. Я слышал, как она что-то тихо дела-
ет на кухне. С Матвеем или одна? Голосов не слышно...
Нюра уснула, я встал, оделся, вышел.
Таня сидела в тесной кухоньке, в кресле с ногами, закутавшись в одея-
ло, читала книгу.
- Не спится, - сказал я.
- Бессонница? Или сегодня?
- В новом месте вообще плохо засыпаю. И вообще дома под утро ложусь.
Сова.
- А девушка спит?
- Спит.
- А у меня бессонница. До трех не усну. Таблетки глотать не хочется.
Причем странно: месяц, полтора бессонница - неизвестно почему. Потом са-
мо проходит... Скверная штука. А встаю рано. Если потом днем час не
посплю - не человек. Хочешь чаю?
- Да.
Я выпил четыре чашки чаю и вкратце рассказал ей всю свою жизнь. Я го-
ворил как младший, хотя дело тут не в возрасте. Таня старше всех мужчин.
Дело не в возрасте. В таких влюбляются насмерть. Влюбляются странно -
ревнуя к уму ее и к детской какой-то взрослости (так по-настоящему
взрослый заискивает перед проницательным - как все дети - ребенком) и
желая присвоить себе это любовью. Вряд ли кто-нибудь взаимной. Она тоже
влюбляется смертельно. И - безответно, как правило.
Подумав, я изложил ей эти свои мысли. Она сказала:
- Ты умный мальчик.
- Наверняка все твои мужчины были старше тебя.
- Ты так говоришь, будто у меня их мильон был.
- Не мильон. Но - были. Это же видно. По мне же видно, что у меня ма-
ло было, ну...
- Баб. Да, видно. Дело не в количестве. Какие мы мудрые, очень прият-
но. Ты нравишься этой девочке. У вас уже было что-то?
- Мы только сегодня познакомились.
- Очень гармонично смотритесь.
- Я знаю.
- А мы бы вот с тобой совсем не смотрелись.
- Я знаю. Но в этом своя... Что ли, прелесть.
Мы поговорили еще о разном. Я рассказал всякие случаи, касающиеся мо-
ей феноменальной невезучести.
- Мне нельзя жениться, - сказал я, понимая, о чем говорю и что это
довольно пошловато, - потому что, если захочу изменить жене, тут же по-
падусь. Сто процентов. Вот, например, если я захочу тебя поцеловать, тут
же войдет твой муж.
- А ты хочешь меня поцеловать?
- Да. Ты похожа на цыганку. Никогда не целовал цыганок.
- Это ты придумал, чтобы объяснить себе, почему ты меня хочешь поце-
ловать, хотя я тебе не нравлюсь?
- Нет. Это от стеснения.
- Я тоже стеснительная. А Матвей крепко спит, никогда не просыпается.
Очень устает.
- Спорим, проснется?
- Мы без спора. Мне как, встать?
- Лучше встать. Люблю стоя целоваться или уж лежа. А на креслах или
стульях корежиться - извини...
- Нет, ты прав.
Она встала, мы начали целоваться.
Когда целуешься в тишине, то глохнешь, это я не раз замечал. Не ду-
маю, что Матвей крался на цыпочках. Он просто проснулся, встал, вошел,
увидел.
- Обжимаемся, - сказал он. - Танюша, не морочь пацану голову. И себе
тоже.
- Не теряй времени, - сказала Таня. Почему-то очень серьезно. - Тебе
разве не нравится эта девочка? Иди к ней. Уговори, улести, заплати, на-
конец. Я знаю таких девочек. Они настолько честные, что - или по любви,
или как воды попить, или за деньги.
- А что, есть другие варианты?
- Есть. Когда они не захотят, ничто не поможет. Никакие златые горы.
- Ладно, - сказал Матвей. - Доцеловывайтесь тут, а я спать.
И пошел - в туалет сперва ( вода зашумела), потом мирно, крестьянски
зевнув, показавшись в дверном проеме, высокий, широкоплечий, пахарь,
комбайнер! - спать.
- Когда разрешено, интереса нет, - сказала Таня. - Спокойной ночи.
- Жаль,- сказал я.
- Ничего.
- Поехали ко мне. Со мной. Я же все вижу. Он не нужен тебе. Доброта
его фальшивая. Он ревнивый. Я вижу.
- Ты злой, оказывается. Представь, если б ты угадал? Ты бы сделал мне
больно. Но ты не угадал. Он нужен мне. Мне хорошо с ним.
- Конечно. Если б не бессонница, - сказал я и вышел. Но тут же вер-
нулся: - Извини. Я дерьмо.
- Бывает. Спи спокойно.
- Я хотел бы с тобой... Ну, побыть, пожить, не знаю...
- Со всеми не поживешь.
Я пошел спать - и довольно скоро заснул.
Сон мне приснился горячий. Не Нюра-Лена, а другая - мучительно, драз-
няще, непозволительно, но все ближе, и так уже близко, что совсем близ-
ко, и обычно я в эти моменты просыпаюсь, все просыпаются в эти моменты,
и я проснулся - будто сплетенный из двоих, будто два сна соединились,
Нюра прижималась, изгибалась, но спала еще, тихо то ли стонала, то ли
что-то пыталась произнести... "Дурак, дурак, - сказала она жалобно и
насмешливо, - ну что ты, дурак, ну что ты, что ты, что ты, ну?" - и то-
ропливо, суетливо даже, по-девчоночьи как-то руки обшарили, все себе
позволили и стали требовать, звать к себе, в себя.
- Эй, - сказал я тихо, - эй, очнись.
Она открыла глаза.
Я дотронулся пальцами до ее щеки. Она чуть повернула голову, поцело-
вала пальцы. Проснулась совсем. Вздохнула.
- Козел. Зачем ты меня разбудил?
- Что? Кумир снился?
- Трижды козел. Тронешь меня - убью.
"Козел, - сказал я себе. - Вот уж воистину".
Но мне, козлу, было хорошо. Я давно уже не любил никого, а сегодня за
несколько часов полюбил сразу двух женщин.
6
мы обсуждаем всерьез мы позабыли опять
как лучше круглое катать и плоское таскать
а может круглое тащить а плоское катить
а может нам рассолу выпить и водкою запить
Утром Матвей ушел раньше всех - на службу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17