На каждой свадьбе обязательно и стопроцентно одна из девушек или женщин (или две, или три, но одна — это non dubitandum est!) оказывается в постели с человеком, которого она до этого в глаза не видала, и как бы дублирует этим первую брачную ночь (подобный обряд — без «как бы», а публично — до сих пор существует в одном из племен Новой Зеландии). Задача заинтересованного человека — разглядеть эту особь и довести до результата!»
И он делал это неукоснительно на всех двадцати с чем-то свадьбах, где был с Невейзером, представляясь то его ассистентом, то продюсером, то просто товарищем, в общем, как на ум придет, да и не очень-то интересовались. В его послужной список на данном поприще входили: подруга жениха, подруга невесты, сестра жениха, мать жениха, мать невесты, мать друга жениха, жена брата невесты, жена племянника друга отца жениха, официантка, разносящая блюда, сама невеста и т.д., и т.п.
Невейзер всегда завидовал его азарту, его увлеченности, сам же он на свадьбах безмерно скучал, ожидая момента, когда можно сказать: все, кассета кончилась, на три часа накручено, устанете смотреть! — и вручить кассету хозяевам вечера, получив сразу же расчет деньгами и парой бутылок вина или водки, от чего никогда не отказывался, потому что, работая, обычно старался не пить, наверстывал дома. В одиночку, беседуя мысленно сам с собой, он выпивал, надеясь, что на этот раз Рогожин не притащит к нему очередную жертву — в его коммуналку, в его комнату, где есть комнатка-ниша без окна, бывшие жильцы-молодожены держали там грудного ребенка, а сейчас она отгорожена занавесью, на полу широкий и толстый матрац, застеленный раз и навсегда темно-зеленой простыней.
Впрочем, для Рогожина любовь важней комфорта, к тому же он всегда придерживался принципа: куй железо, пока горячо, ne differas in crastinum, поэтому творил эту самую любовь там, где она поражала выбранную им даму, заставляя забыть об условностях: в подъезде дома (в углу, за мусоропроводом), в подвале, на крыше, в кустах парка культуры и отдыха, в машине, в доме, предназначенном на слом, и, наоборот, в доме еще не достроенном, в павильоне автобусной остановки, в телефонной будке, в лифте, ездя вверх-вниз, на кладбище, на городской свалке, на бездействующем аттракционе «Русские горки», в колодце теплотрассы, под свадебным столом, не считая таких мест, о которых просто неприлично сказать.
Невейзер вспоминал другие детали сна. Машина, потому что за ним действительно должны прислать машину, свадьба на этот раз — сельская, хоть в этом будет отличие, на сельских свадьбах Невейзер еще не бывал. Понятны и выстрелы, и взрывы, и Эди Мэрфи — кому и видеть такие сны, как не ему, просмотревшему по долгу службы сотни фильмов с выстрелами, взрывами, и Эди Мэрфи, и многим другим, так что сон, пожалуй, даже поскупился. Понятно, откуда появилась Катя, но странно, что она приснилась юной, той, и начисто забылось во сне, что она с тех давних пор успела побывать его женой, а теперь живет на другом краю города, ставшего вдруг больше, чем казалось ранее. Ничего из взрослой Катиной жизни не приснилось во сне, он увидел ее как бы набело, без того будущего, которое теперь стало прошлым.
Понятны и майор Харчук, и бег вдоль обрыва; он и раньше часто во сне бегал и падал, причем преследователи прыгали вслед за ним, одно время этот сон снился постоянно, и Невейзер на грани просыпания думал со злорадством: «Я-то, между прочим, сейчас проснусь, а вам-то каково будет?»
Много во сне было и всякой чуши: джигит на коне, смерть невесты, волки... Но это обычная сновидческая чепуха, искать которой аналогии в жизни, по правде говоря, не хочется, другой вопрос важнее: опохмелиться или не опохмелиться? Вопрос этот предстоит пока решить теоретически, сейчас опохмелиться нечем, а вот когда привезут в село... Машину, сказал Рогожин, рано утром пришлют.
3
Легка на помине: гудок во дворе, Невейзер выглянул и увидел черную «Волгу». Машина не правительственная — и все же... Он усмехнулся.
Машина опять посигналила.
Невейзер высунулся в окно и крикнул:
— Сейчас! Пять минут!
И стал одеваться, жалея, что не успел даже выпить кофе. А во сне выпил. Из фарфоровой чашечки с золотым ободком. У мамы есть такие чашечки, он любит, приходя к ней, выпить чашечку кофе из чашечки с золотым ободком, и мама, глядя, с каким вкусом пьет он кофе, уж не так, как намеревалась, а мягко и грустно корит его за нежелание съехаться и жить вместе дружными матерью и сыном, вспоминая об отце Федоре Адольфовиче Невейзере, слесаре-наладчике шестого разряда, любителе исторической и мемуарной литературы, в чем ему отказа никогда не было, поскольку жена его, мать Виталия, всю жизнь проработала в библиотеке.
Шофер, как и во сне, оказался хмур. Даже зол.
Не поздоровавшись с Невейзером, он начал говорить горячо и обдуманно:
— Делать им больше нечего! Чего ради гонят человека ни свет ни заря? Человек и так всю неделю то в город, то из города, это привези, то доставь: свадьба! А отдохнуть человеку надо или нет? Надо или нет?
Невейзер хотел согласиться, что надо, но не успел.
— Главное — кого везти? — продолжал шофер. — Я понимаю, как раньше, важный человек, начальство, хоть я, допустим, класть на них и тогда еще хотел. Но все-таки! Нет, говорят, киносъемщика какого-то! Кино сами про себя хотят снять! Киносъемщика, ты понял? — обратился он к Невейзеру, будто он был совсем посторонним лицом, а не тем самым «киносъемщиком», которого приходится везти из города спозаранку.
Невейзер помалкивал.
Он все помалкивал и помалкивал, а помалкивать-то уже нельзя: надо попросить свернуть и заехать за Рогожиным.
1 2 3 4 5 6