Ведь он Энтузиаст был, настоящий Энтузиаст, умеющий что-то хорошо делать только по охоте, не принуждая себя. И Локотев совершил то, что не совершал (по крайней мере в провинции) ни один член Союза писателей СССР за предыдущие двадцать лет: подал заявление о выходе. Братья и товарищи его по перу так изумились, что привлекли к рассмотрению заявления партийный комитет. Им в привычной их подлости показалось, что отказ якшаться с ними есть факт политической измены!
Отговорили Локотева, усовестили. Выручило и то, что как раз поступил социальный заказ на книги для детей, и у Локотева появилась возможность написать о том же, то есть о стружках и о небе с голубями, но для детей. И он увлeкся сначала этим, а потом детьми в детских садах, где читал свои стихи. Он вдруг понял, что обожает детей. И он стал ходить каждый день в детский сад неподалeку, стал играть и разговаривать с детьми. Он понял, что взрослые не умеют с ними общаться, они грубы, тупоумны, неумелы, они не понимают психологии ребeнка! Он спорил с воспитательницами, с самой заведующей детским садом. За это его лишили права входа на территорию. Тогда Локотев сел писать теоретический труд, намереваясь затмить Спока, Песталоцци и всех прочих.
Он пишет его до сих пор...
Вообще-то Локотев не совсем типичный пример. Обычно Энтузиаст - человек одного увлечения на всю жизнь. Но чего российскому Энтузиасту нужно бояться, как и Локотеву, - перехода из любителей в профессионалы. Многие на этом кончились. Не физически, конечно, а - горение исчезло, талант иссяк. А если и не иссяк, то почему-то нервозность появляется, профзаболевания появляются, характер портится, гармоничный взгляд на мир угасает и появляются в глазах вечные какие-то исковерканные контуры... Тяжело!
Что и удостоверяю:
Алексей Слаповский, член Союза российских писателей.
Ю. ЮБИЛЯР
Я никак не мог обойти этот милейший и симпатичнейший тип нашего времени, пусть он не столь распространeн и менее масштабен, чем типы, к примеру, ЮРОДИВОГО, ЮМОРИСТА (не по профессии) или ЮЛИЛЫ.
По форме правильнее было бы назвать его Юбилейщиком, но, по смыслу, он всe-таки Юбиляр, потому что чужие юбилеи воспринимает как свои.
Человек этого типа очарован календарeм. Записная книжка его полным-полна именами и фамилиями, напротив которых имеется не только адрес и телефон, но и обязательно - дата рождения.
В учреждении, где он служит (а он любит служить в каком-нибудь скромном государственном учреждении, где уютный тeплый и постоянный коллектив), все знают о его страсти.
Кто-то, например, глядит, глядит, глядит в окно на апрельскую солнечную сырость и вдруг спросит:
- А у Селены Семeновны не в апреле ли день рождения?
- Надо у Куринкина спросить, он знает!
И Куринкин, то есть наш Юбиляр, конечно же, знает! Он не только знает, он уже готовится. За две недели до юбилея Селены Семeновны он перестаeт думать обо всeм постороннем, погружаясь в раздумья и хлопоты на предмет предстоящего праздника. Он знает о жизни Селены Семeновны всe, но прибавляет к своему досье ещe и факты, накопившиеся за год. Правдами и неправдами он выманивает у неe фотографии, делает с них ксерокопии. Потом берeт ватманский большой лист и приступает к творчеству. Он отрезает головы Селены Семeновны от ксерокопированных еe изображений и приставляет к Венере Милосской, к Джоконде, к Вильяму Шекспиру и Черчиллю, а для тех, кто остроумия изображений не поймeт сам, подписывает, что Селена Семeновна красива, как Венера, загадочна, как Джоконда, талантлива, как Шекспир, и умна, как Черчилль.
Всe это делается, конечно, дома, на работе слишком заметно, да и эффект сюрприза пропадeт. На работе же Куринкин готовит текстовую часть поздравительной стенгазеты: в стихах, в прозе, в афоризмах. Афоризмы вырезаются без жалости из книги "Вечная мудрость", из раздела "Любовь", проза берeтся из газет, где восхваляются лучшие женщины современности (фамилии убираются), стихи же, как наиболее ответственную часть, Куринкин пишет сам.
Когда меня вдруг спросишь ты,
Где взять секреты вечной красоты,
Селену Суйкину ты тут же осмотри:
Она прекрасна внешне и внутри!
Или:
Селена Семeновна, вам уже тридцать?
От смеха, ей-богу, хочу умориться!
Готов день и ночь от души повторять,
Что вам двадцать два - или, ну, двадцать пять!
И вот газета готова. Остаeтся неделя. Куринкин не может допустить, чтобы юбилей вылился в будничное служебное застолье в конце дня - наспех и кое-как. Он обходит всех сослуживцев и каждому вручает листок с коротким стихотворением или тостом. Стихотворения, опять же, написаны им самим, а тосты взяты из книги "Застольные шутки и тосты народов мира". Затем обговаривается, какие необходимо купить закуски и напитки, кто что принесeт с собой - и т.д. При этом Куринкин сохраняет непроницаемый вид, призывая и других к соблюдению конспирации. Но Селена Семeновна, конечно же, знает о сужающемся вокруг неe кольце любви и обожания, она совершенно дезорганизована, то и дело задумывается и густо пунцовеет.
И вот - день Юбиляра!
То есть это день Селены Семeновны, но и его день.
Он приходит на службу за час и вывешивает свою стенгазету. Сотрудники, появляющиеся один за другим, хихикают, хохочут, тычут пальцами, Куринкин стоит в стороне, скромно улыбаясь. Селена Семeновна, зная ритуал, появляется в этот день позже. Куринкин вручает ей тут же цветы и подарок, купленный на коллективные средства, а потом все опять собираются у стенгазеты, наперебой читают тексты, тычут пальцами в Венеру Милосскую и Черчилля, хохочут, а Селена Семeновна едва видит сквозь застилающие глаза слeзы, да ей, в сущности, и неважно, что там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53