Рикардо перекидывал рычажок то вверх, то вниз — нервный жест, выдававший его возбуждение. Хотя этот звук и раздражал его, Шон почувствовал, что этот человек вызывает у него восхищение. То, что им предстояло, было, возможно, одним из самых опасных занятий на свете. Хуже затаившегося где-то поблизости раненного в брюхо льва трудно было что-либо себе представить. Для Шона это была вполне обычная работа, что же до Рикардо, то такое ему выпало единственный раз в жизни, и до сих пор он не проявил ни малейшей слабости.Шон бросил в траву впереди очередной камешек и услышал, как тот ударился о ветку растущего неподалеку дерева. Они двинулись дальше, и на ходу Шон размышлял о страхе. Для некоторых людей страх был калечащим и разрушительным чувством, но для людей вроде самого Шона он являлся чем-то вроде наркотика. Шон любил ощущение страха, страх, струящийся по жилам, обострял все его чувства настолько, что он мог ощущать кончиками пальцев узоры на полированном ореховом прикладе своего ружья и прикосновение каждого отдельного стебелька травы к обнаженным ногам. Его зрение в такие моменты настолько обострялось, что он начинал видеть окружающее словно сквозь хрустальную линзу, которая увеличивала и подчеркивала любой объект. Он мог чувствовать вкус воздуха, которым дышал, запах примятой ногами травы и крови льва, которого они преследовали. В подобные моменты он начинал жить какой-то особенно яркой и трепетной жизнью, и поэтому при каждой возможности полностью отдавался страху, как наркоман отдается очередной дозе героина.Впереди виднелись заросли черного дерева, напоминавшие островок посреди бескрайнего моря травы. Он швырнул туда очередной камешек. Камешек несколько раз стукнулся о ветки, и откуда-то из чащи вдруг послышался львиный рык.Страх смерти был настолько приятен, что казался почти невыносимым, прямо какой-то эмоциональный оргазм, куда более сильный, чем испытанный им когда-либо с женщиной. Шон снял ружье с предохранителя и сказал:— Он идет, Матату. Беги! — В его голосе слышалось едва ли не торжество, а время вдруг замедлило свой ход — еще один феномен, порождаемый страхом.Уголком глаза он видел, что Рикардо Монтерро сделает шаг вперед и становится рядом с ним, занимая огневой рубеж, и знал, чего ему это стоит.— Молодец! — громко сказал он, и при звуке его голоса ветки черного дерева вдруг затрещали, когда сквозь них рванулось тяжелое тело и до них донеслось наводящее ужас рычание, бешеный рев раненого льва.Матату застыл на месте, как гвардеец на параде. Матату никогда не убегал. Шон двинулся вперед и встал с одной стороны от него, а Рикардо по другую. Они разом вскинули ружья и прицелились в стену травы, из которой вот-вот, приминая высокие стебли, должен был выскочить зверь, рев которого как будто физически действовал на них.Трава раздалась в стороны, и прямо на них обрушилась огромная желто-коричневая туша.Они выстрелили вместе, и грохот выстрелов на мгновение перекрыл даже оглушительный яростный рев. Шон почти мгновенно разрядил в льва и второй ствол — оба его выстрела слились в один. 750-грановая пуля угодила в нападающего зверя, остановив его на месте так, будто он налетел на скалу. Рикардо тем временем доставал стреляную гильзу из своего «ригби», а воздух вокруг них все еще наполняло эхо отзвучавших выстрелов.Мертвый зверь рухнул прямо к их ногам, и они стояли с поднятыми ружьями, глядя на истекающую кровью тушу, ошеломленные его быстротой и яростью, а в ушах у них все еще звенели выстрелы.В тишине вперед выступил Шадрах. Как и Матату, он все это время оставался на месте и вот теперь подошел к мертвому льву и склонился над ним, но тут же отшатнулся и крикнул такое, что они сразу его даже не поняли.— Это не лев!И не успели еще отзвучать эти слова, как на них бросился лев. Он вылетел на них прямо из чащи, точно так же, как это сделала его подруга, но только еще быстрее, подстегиваемый невыносимой болью в брюхе и переполняющей его яростью. Он ринулся на них, ревя, как локомотив на полном ходу, и они оказались не готовы к нападению, поскольку ружья их были разряжены и стояли они, сбившись в кучку, около мертвой львицы, а между ними и львом оказался Шадрах.Лев молнией вылетел из высокой травы, его мощные челюсти тут же сомкнулись на бедре Шадраха, и, влекомые инерцией нападения, они оба врезались в группу охотников, стоявшую позади Шадраха.Они повалились, как кегли. Шон опрокинулся на спину, и его едва не оглушило — так больно он ударился лопатками и затылком о землю. Ружье он прижимал к груди, инстинктивно стараясь уберечь его от удара, и покрытые гравировкой стволы с силой врезались ему в ребра. Грудную клетку пронзила боль, но ружья он из рук не выпустил и тут же перекатился на бок.В десяти футах от него лев терзал Шадраха. Он прижал его к земле массивными лапами и рвал клыками бедро и голень несчастного.«Слава Богу, что это не леопард», — подумал Шон, переламывая ружье, чтобы перезарядить его. Леопард, напади он на группу охотников, не ограничился бы одним человеком. Он бы начал последовательно бросаться на всех по очереди, калеча и убивая всех подряд с умопомрачительной скоростью. Более того, основной добычей леопарда являются бабуины, поэтому пятнистые кошки отлично знают, как расправляться с приматами. Они инстинктивно начинают с головы, одним ударом лапы снимая скальп и верхушку черепа, в то время как его задние лапы полосуют живот, выпуская внутренности загнутыми желтыми когтями — причем очень быстро, очень эффективно.— Слава Богу, что это не леопард! — Огромный хищник полностью сосредоточился на Шадрахе, пришпилив его к земле и в клочья раздирая его ногу, и с каждым новым взрывом рыка из-под его челюстей вырывалась алая струйка крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31