занимался чем угодно, только не работал. И в конце концов отправлялся наверх и стучал в дверь Салли. Иногда в ответ раздавалось: «Входи, Бен». Но бывало и по-другому: «Я занята. Что тебе нужно?» Тогда я шел в секцию африканских языков и проводил час-другой с мрачным гигантом Тимоти Магебой.
Двенадцать лет назад Тимоти пришел в Институт уборщиком. Мне потребовалось полгода, чтобы обнаружить, что помимо своего родного южного сото он говорит еще на шестнадцати диалектах. За восемнадцать месяцев я научил его бегло говорить по-английски, а за два года — писать. Два года спустя он поступил в университет, еще через три года получил степень бакалавра искусств, а еще два года спустя к нему пришла ученая степень магистра — теперь он работает над докторской диссертацией по африканским языкам.
Сейчас Тимоти владеет девятнадцатью языками, включая английский, и он единственный известный мне человек, помимо меня — а ведь я девять месяцев прожил в пустыне с маленькими желтыми людьми, — который владеет одновременно диалектами северных бушменов и бушменов Калахари.
Для лингвиста он исключительно молчалив. А говорит глубоким басом, под стать его огромной фигуре. Росту в Тимоти шесть футов пять дюймов, мышцы как у профессионального борца, но движется он с грацией танцовщика.
Он привлекает меня и немного пугает. Голова у него совершенно безволосая, круглая и блестит, как черное пушечное ядро. Нос широкий и плоский с вывороченными ноздрями, губы толстые, лилово-черные, во рту сверкают крупные белые зубы. А за непроницаемой маской лица в глазах просвечивает сдерживаемая звериная ярость; она нет-нет, да и полыхнет, точно далекая летняя зарница. Есть в нем нечто сатанинское, несмотря на белую рубашку и темный деловой костюм — его обычное облачение, и хотя за двенадцать лет я провел в его обществе немало времени, мне ни разу не удавалось заглянуть в мрачные бездны, таящиеся за этими темными глазами и еще более темной кожей.
Он руководит под моим присмотром отделом африканских языков в нашем Институте. Под его началом состоят пятеро молодых африканцев — четверо юношей и девушка; они уже опубликовали словари семи важнейших языков Южной Африки. А рукописных материалов и звукозаписей у них столько, что работы хватит еще на семь лет.
По собственной инициативе, при моей весьма незначительной поддержке, Тимоти опубликовал две книги, посвященные истории Африки, и вызвал бурю истерических оскорблений со стороны белых историков, археологов и обозревателей. В детстве Тимоти был учеником своего деда, колдуна и хранителя легенд и обычаев племени. Во время обряда посвящения дед загипнотизировал Тимоти и записал в его мозгу всю историю племени. Даже сейчас, тридцать лет спустя, Тимоти в состоянии погрузиться в транс и извлечь из памяти это бескрайнее море фольклора, легенд, неписаной истории и магических формул. За участие в ритуальных убийствах бездушный белый судья приговорил деда Тимоти к смерти, и тот был повешен за год до того, как Тимоти предстояло окончить ученичество и вступить в орден колдунов. Наследство, полученное Тимоти от деда, — это огромный материал, во многом, очевидно, надуманный, по большей части не подлежащий опубликованию как чрезвычайно непристойный и взрывоопасный, зато в высшей степени интересный и пугающий.
Многое из неопубликованных материалов Тимоти я использовал в своей книге «Офир», особенно в «ненаучных», популярных разделах, связанных с легендами о древней расе белокожих золотоволосых воинов, которые приплыли из-за моря, поработили местные племена, добывали золото в копях, строили окруженные стенами города и сотни лет процветали, а потом исчезли без следа.
Я знаю, что Тимоти редактирует информацию, которую сообщает мне, — часть ее по-прежнему хранится в тайне, закрытая такими мощными табу, что он не может делиться ею ни с кем, кроме посвященных. Я убежден, что большая часть этих сведений относится именно к легендам о древнем народе, и не оставляю попыток выведать что-нибудь еще.
Утром в понедельник, в день возвращения Лорена из Швейцарии, Салли настолько занимали мысли о том, как бы Лорен не запретил ей участие в предварительной экспедиции, что ее присутствие было невыносимо. Чтобы сбежать от нее и скоротать долгие часы ожидания, я спустился к Тимоти.
Он работает в крошечном кабинете — у нас в Институте не хватает помещений, — забитом брошюрами, книгами, папками и грудами бумаг, которые поднимаются чуть ли не к самому потолку, но место для стула есть. Этот предмет мебели с длинными ножками скорее напоминает табурет у стойки бара. Хотя руки и ноги у меня нормальной длины или даже чуть больше, торс мой сжат и сгорблен, поэтому, сидя на обычном стуле, я едва достаю до стола.
— Мачане! Благословенный! — при моем появлении Тимоти встал, приветствуя меня как обычно. Согласно преданиям банту, горбатые косоглазые альбиносы с сильными ногами с благословения духов наделены особой психической мощью. Втайне мне нравится эта вера, и приветствие Тимоти всегда радует меня.
Я устроился на своем стуле и начал несвязный разговор, перескакивая с предмета на предмет и меняя языки. Мы с Тимоти гордимся своими лингвистическими талантами — и, вероятно, при этом слегка рисуемся. Я убежден, что нет такого человека, который мог бы от начала до конца следить за нашим разговором.
— Странно, — сказал я наконец не помню уж на каком языке, — что тебя не будет со мной в этой экспедиции. Это впервые за десять лет, Тимоти.
Он немедленно замолчал и насторожился, понимая, что я снова заведу разговор о затерянном городе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27