Александр достал бутылку коньяка из сумки. Сделал несколько глотков. В голове ясно и чисто звенело. Он закурил и вновь откинулся на лежаке. Он слушал этот звон и думал. Он думал, что прожив свои восемнадцать лет в этом полночном, колдовском, звенящем невидимыми волшебными колокольцами мире, он до сих пор не мог ни осязать его, ни слышать толком. Как и знать того, что при соприкосновении с запретной волчьей действительностью он сможет выйти победителем. Пускай случайно, пускай по независящем от него причинам, но факт оставался фактом: он был жив, а те двое - мертвы. Не боги же горшки обжигают? Почему бы и ему не представлять собой силу? Не сейчас, сейчас ещё рано. Может потом. Надо просто не ощущать себя этим самым загнанным зайцем. А цикады все пели, пели. Луна достигла всей предельной величины своей. И предельной своей прелести достигла ночь. Еще глубже, грознее стала бездонная чаша звездного неба. И уже совсем отвесно падал туманно-золотистый столб лунного сияния в предрассветное зеркало моря. Александр, чувствуя неожиданное волнение, вызванное сумятицей доселе незнакомых, грозных мыслей, стал допивать содержимое банки. - Мужик! Дай закурить! - услышал он вдруг хриплый голос. Озаряемый светом луны стоял перед его лежаком высокий парень. Он сделал шаг вперед, и сразу дохнуло тяжелым перегаром. Александр протянул ему открытую пачку сигарет. - Я возьму парочку, - сказал парень и захватил сколько мог, штук пять, не меньше. Александр промолчал. Парень плюхнулся на лежак прямо на больничную пижаму. - И огоньку дай, - потребовал он. Вел он себя по хамски, и неожиданность его появления сразу вернула Александра на землю. Но все равно что-то изменилось. Раньше появление из ночной тьмы такого вот бомжа могло бы вызвать его беспокойство. Не испуг, скорее, беспокойство. Сейчас - другое. Александр протянул парню не зажигалку, но горящую сигарету, небрежно зажав её между указательным и большим пальцем. Тот не заметил вызова в жесте и прикурил. Затянулся дымом и спросил: - Ты чего здесь один? Ночевать, что ли, негде? - Да нет, - неопределенно сказал Александр, чувствуя, однако, что пора ему уже уходить; уже скоро утро, затянулось его первое свидание с морем. Парень наклонился, всматриваясь в Александра. - Что это у тебя на роже? - и вдруг удивленно. - Да ты никак?... Сашок? Парень в удивлении отшатнулся и тут же воровато оглянулся. - Один, что ли? А где же твои шестерки? Неужто один? Слушай, а ты что, меня не узнаешь? Узна-а-л, - удовлетворенно протянул он. В голосе уже чувствовалось надрывное озлобление. - Узна-а-л. Еще бы тебе Селедку, не узнать. Александр насторожился. Он даже не пытался ничего понимать. Понимать тут нечего, - вновь началось. Опять этот цирк, что б его!.. Парень между тем полез в карман и вытащил предмет, звонко щелкнувший в его руке. В лунном свете блеснуло лезвие ножа. Ничего, оказывается, не закончилось. Сумасшествие продолжается. - Счастью своему не верю, - продолжал лихорадочно сыпать парень. - Я слышал, что тебя порезали, надеялся, что прирежут окончательно, а тебе только рожу испортили. А ты помнишь, как за дозу ты меня заставлял ползать на карачках? А помнишь, как мочился на меня, а я терпел, сука? Ну все, прощайся с жизнью, подонок! Давно мечтал встретиться с тобой вот так, без свидетелей, без твоих шакалов!.. Видя, что парень завелся окончательно и уже брызжет слюной от ярости, Александр быстро вытащил из сумки пистолет. Понимать уже ничего и не хотелось. - А это видел? Мотай отсюда, падаль обкуренная! Считаю до пяти, - сказал Александр и тут же, едва начав, закончил счет, опустил дуло пистолета вниз и нажал на спусковой крючок. Пуля с треском расщепила доску лежака. Ткнув дулом парню в лицо, попал по носу. - Не ясно сказал? Следующая пуля тебе. Один, два... Парня мигом сдуло с лежака. Задрав ноги, он перекатился на спину и, привстав на колени, испуганно зачастил: - Сашок! Я же пошутил! Разве я осмелился бы? Ты же меня не раз выручал! Пошутил я, не убивай! Давай отсюда, подонок! - сказал Александр и, не обращая внимания на убегавшего парня, стал сам собираться. Пора уже. А в душе ликовал! Что-то стронулось в этом мире и в нем самом. Хорошо бы... Что "хорошо бы" он ещё и сам не понимал. Но настроение был прекрасное. Ветер стих к предрассветному часу, когда Александр возвращался по аллее к больничному корпусу. Все пространство аллеи с острыми кипарисами узорно пестрело в прозрачной тени, но светлые и темные пятна пестрившие под ногами, спали. Перед тем, как войти в больницу, он зарыл пустую тарув песок, одел халат и так, маскируясь, прошел. Впрочем, его никто не заметил. Дежурная сестра и сумасшедшая дева-врач дрыхли гед-то. В палате, откуда его увезли вечером санитары (возможно, липовые), койка все ещё пустовала. Ждала его, разумеется. Теперь ему совершенно ясно представлялось, что санитары увезли его специально, чтобы удалить от свидетелей. Зачем? Это было и так ясно. Его, почему-то, решили убить. Сначала порезали по прибытию, а потом, сговорившись всем городом свести его с ума, решили все же убить. Город, который ему сниться. Город, где все либо заводят с ним идиотские разговоры, как эта врачиха, либо узнают и угрожают. А некоторые не угрожают, а сразу приступают к действиям. Он, невольно, принимал правила игры этого обезумевшего мира, отлично занвшего его. Завтра он уедет, хотя и без паспорта, и забудет, как дурной сон, этот чудный город. Он зашел в палату, куда его и поместили вначале. Никто из соседей не проснулся, когда он ложился, предварительно переодевшись в совершенно сухую пижаму. Заснул Александр сразу, как только закрыл глаза. К завтраку он не встал, и утренний обход прошел как-то мимо него, хотя кажется помнил, как один из группы осматривавших больных белый врач, наклонившись, вглядывался в его лицо, потом что-то писал в историю болезни, уже заведенную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72