– красавцы-кони! – извозчика-лихача – мчат легковые санки, в них ездоки – солидный господин, уверенный и с улыбкой, и дама рядом, с меховым воротником, в широкой шляпе с перьями.
Но на самом скате с моста – кони поёжились, замялись, заплясали на месте, извозчик откинулся – изумлённо или в страхе, – = молодой мастеровой в поддёвке, шапке набекрень – стал на пути, не побоялся, руку поднял – и так остановил коней. Одного за узду – и обходит, показывает взмахом: слезай, мол, слезай!
Извозчик – надулся, лопнет, а господин – господин монокль откинул, улыбается, недоразумение просто:
– Товарищ! Зачем же так? Я тоже –
за свободу! Я – корреспондент «Биржевых Be…»
= Но не для того парень под скок становился:
– Биржевой? Накатался! Сле-зай!
= За локоть сдёрнули с саней господина.
Господин – своё загалдел, дама – закудахтала, но слезают, извозчик – своё, = ну! взамен вспрыгнули с двух сторон приятели:
– Гони!
Извозчик ощетинился:
– А кто мне заплатит?
– А вон, видишь? –
показывают:
= На Фонтанку легковых извозчиков пяток свернули, уже без седоков. И ждут, денег не спрашивают.
= Парень в санках в рост, обеими руками размахнулся вольно – да на плечи извозчику, хлоп!
– Е-дем!
По-ка-тили!
Покатили ребята, не спрашивай, почём, – да вдоль по Невскому!
Вдоль по Невскому если глянуть вдаль = что-то люда много на мостовой и трамваев слишком густо.
= Ещё какой-то если трамвай идёт, не стал – перед ним мальчишки на рельсы, лет по 15, он тормозит, прыгают к нему на переднюю площадку и ручку из рук вырывают!
И – поди не послушайся. Ещё ж его и ругают!
Вагоновожатый пожилой усмехается горьковато, к стенке откинулся. Это ж – работа его, и обидно: ключ отдавать соплякам.
= Уже унесли, побежали! Ключом трясут и кричат!
= Пассажиры в трамвае – по-разному.
А в общем что ж? – выходить, да пешком.


* * *

На Казанском мосту, как проглядывается Спас-на-Крови вдоль канала смешанная толпа рабочих, баб, по одёжке видно, что с окраины, и подростков.
– Дай-те хле-ба!
– Ха-тим есть!
И не все, но голоса отдельные стягивают, тянутся вместе стянуть:
Вставай, подымайся, рабочий народ!
Иди на борьбу с капита-а-а-лом!
И – вырвался вверх красный флаг! Подняли там в середине.
И крик молодой надрывный звонкий, одинокий:
– Долой! полицию! Долой! правительство!
А – хода им нет: тут же – конница, кончилась песня, драгуны наезжают конными грудями на рабочих – и теснят их вбок – туда, вдоль канала.
Негрубо, без шашек – туда, к Спасу-на-Крови.
И флага не стало – упал, убрали.
Гул неразборчивый. Крики злые.
Утихающий ропот. И только мальчишеские сдруженные весёлые голоса:
– Дай-те-хле-ба! дай-те-хле-ба!
= А на тротуарах – публика почище, хорошо одетая.
Смотрят зеваками сочувственными, но радости – как будто и поуменьшилось.


* * *

Церковь Знамения.
Памятник Александру III, на красном граните.
Император-богатырь, вросший конём навеки в параллелепипедный постамент.
Тяжесть, несдвигаемость.
И – пятнадцать конных городовых, отлитых молодцов, живые памятники, с шашками наголо, не усмешечками, как казаки, – цокают навстречу. А – шутить не будут.
А – не будут!?
Из глубины от нас – сви-и-ист! ви-и-изг!
А тут, через площадь от Лиговки – ломовые сани тащатся, воз дров.
Сви-и-ист! Ви-и-изг!
И чья-то рука протянулась – хвать полено!
да и – метнула в конного.
Со всей его гордостью, твёрдостью – а поленом в харю! Не хотел?
Метко наши ребята бросают – чуть не свалило его, схватился за лицо, кому не больно? -
И лошадь завертелась.
А – пуще свист на всю толпу! и – орут!
и десяток бросился к тем поленьям – разбирать да швырять, из-за воза как из-за баррикады.
Двое конных было сюда – а тут нас и не возьмёшь.
Полено! – полено! – полено! – полетели как снаряды!
И помельче летят – то ли камни, то ли лёд.
А – визгу!
Перепугались лошади. Закружились – прочь уносят.
В коне их сила – в коне их и слабость.
А одни ускакали – другим конным тоже не оставаться – завернули – и прочь, туда, к Гончарной.
= Один только коняка не шелохнулся – Александров. Конь-то – из былины.
И – Сам.
= Площадь – свободна, и всю запрудила толпа с Невского.
И что ж теперь? – Митинг!
И где ж? Да на постаменте ж Александровом, другого возвышенья и нет.
Взбираются, кто как горазд.
Крепко ты нас держал – а вот мы вырвались!
И кричат – кто что придумает, люди-то все случайные, говорунов ни одного:
– Долой фараонов!

Ура-а-а-а!

– Долой опричников!
Толпа-то на площадь вся вывалилась, а в устье Невского, замыкая его – полусотня казаков.
Чуть избоку на конях, снисходительно. Щеголи.
Так получилось – они тоже вроде на нашем митинге.
С нами!!
– Братьям казакам – спасибо! Ура-а-а!
– Ура-а-а-а-а!
Ухмыляются казачки, довольны.
А ура – гремит.
И что ж им, чего-то делать надо?
А – раскланиваться придумали.
Раскланиваются на стороны.
Как артисты.
Кто и – шапку снимет, поведёт низко чубатой головой.
С нами! Казаки – с нами!

14

Одно горе всегда выталкивает другое. Корь как тёмный огонь охватывала одного ребёнка за другим – и подняла мать, совсем было сломавшуюся сердечную машину, и утвердила её на ногах, и отодвинулось всё раздирающее, гнетущее, не дававшее ей подняться уже третий месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60