что Эверт получил телеграмму от Пуришкевича, будто «приказ №1» – фальшив, злостная провокация, и это удостоверено министром юстиции Керенским и самим Чхеидзе из Совета депутатов, и спрашивает Эверт, можно ли объявлять войскам?
Это б радость была, да какая! Но по суматохе этих дней и по собственной трезвости Алексеев теперь не поверил. Пуришкевич – он психопат, вполне мог и напутать.
Озаботился невмоготу, начисто спать не мог.
Ему пришла в голову и такая мысль: пока он только наштаверх – он не вызывает бури недоброжелательства. Но если в нынешней безумной обстановке его вознесут в Верховные, тут все полезут на стену, и первое же общество, ему припомнят, чего не припоминают сейчас, например его секретную директиву прошлой осени: что многими учреждениями Земсоюза ведётся революционная пропаганда и необходимо установить за ними самое строгое наблюдение, а если факты подтвердятся, то и закрывать. И сейчас если эту директиву кто вытащит, то что поднимется?
А тут ещё – обидеть Николая Николаевича. А тут ещё – разозлить главнокомандующих. Нет, нет! – ни с какой стати не хотел Алексеев брать этого поста.
Кой-как забылся к рассвету. А утром, не дожидая дальнейших событий, послал в продолжение аппаратного разговора новую телеграмму Львову и Гучкову: просил оставить в силе назначение Николая Николаевича! Получаемые от войск донесения показывают, что его приняли с радостью… (И про два флота, и про 14 городов…) Вопль наболевшей души всех начальников, кто любит родину и армию… В такие минуты подвергать хрупкий организм армии новому испытанию, перемене, мало понятной для простой массы солдат… При таком повышенном настроении населения, получающего толчки от Петрограда и Москвы…
Так написал: верю… нет, верую , что вы примете в соображение всё высказанное. Именно теперь нельзя жертвовать порядком и сплочённостью армии!
Послал – и ждал всё утро. Ставку Правительство дёргало при всяком вздоре, а само на всё важное молчало, такую манеру выработали.
И – понимай как хочешь. Уже днём пришло от Гучкова всего несколько слов – и даже нельзя понять, ответ это или нет? Просто: сознаёт свою великую ответственность перед страной и обеспечит армию всем необходимым для победоносного конца.
Это – на прошлые жалобы? на последнюю телеграмму? или вообще? – как понять?…
А между тем служебный день шёл и с неожиданных сторон приносил своё. На приём к Алексееву попросился английский военный представитель Хенбри Вильямс, он же и старший среди союзных представителей. Алексеев ожидал тревожных расспросов об армии – и заковался.
Но английский генерал пришёл не с этим. Он принёс длинное письмо начальнику штаба от имени всех своих коллег, а устно пояснил, что все они предлагают свои услуги для охраны Государя императора при его возможном возвращении в Царское Село и дальнейшей поездке. Чтобы какие-нибудь революционеры не оказали ему препятствий в дороге.
Вильямс стоял в позе официальной и с холодной английской сдержанностью, – но предлагал совсем не заурядный внеслужебный шаг, движимый несомненной преданностью свергнутому императору, всегда крайне ласковому ко всем союзным представителям.
Однако не заурядно этот шаг выглядел и с русской стороны. Он выглядел бы как жест недоверия Временному правительству, сообразил Алексеев.
И ответил, что такая мера стеснила бы самого бывшего Государя в его новом состоянии частного лица. И она ничему бы не помогла, ибо не от чего Государя охранять, ему ничто не грозит. А новый запрос правительству вызвал бы только новую оттяжку отъезда – новое неудобство для всех.
По уходе англичанина, внимательно читая его письмо, Алексеев узнал, что тот вёл вчера переговоры с императрицей-матерью, чей поезд всё ещё стоял на могилёвском вокзале, – и эта идея как бы не матерью внушена? Может быть, и сын о тех переговорах не знал.
Скорей бы она уезжала, не место ей в Ставке.
Скорей бы и Государь… (Лукомский уже не первый раз напоминал, что Государь слишком долго задерживается, могут быть неприятности.)
В бумаге было ещё и другое предложение союзных генералов: им издать общий меморандум о поддержке Временного правительства.
Это, пожалуй, имело большой смысл. Это хорошая идея.
Да какой выход оставался для России, если не всячески поддерживать и укреплять нынешнее умеренное правительство? Уж какое б дурное оно ни было и каким бы способом ни угнездилось у власти, но если не оно – то самые крайние разнузданные силы и общий разгром.
Даже не любя, даже не хотя, Алексеев должен был теперь служить этому правительству верой и правдой.
А между тем он слал ему только жалобы и брюзжания. А если уже союзники предлагали публиковать о своей поддержке, то раньше должна была от Ставки быть такая телеграмма, чтоб её могли поместить в газетах.
Это нужно, да, теперь он понял.
Сел, посочинял. Недолгая работа.
… Все команды штаба и все части могилёвского гарнизона сохраняют спокойствие, дисциплину, преисполнены стремлением довести войну до победного конца… И провозглашают громкое «ура» дорогой России и её Временному правительству…
479

(по социалистическим газетам, 5-7 марта)
ВОЗЗВАНИЕ ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА

СОВЕТА РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ
Товарищи солдаты! Старые силы принимают все меры, чтобы внести смуту в наши ряды. Офицеры-революционеры сейчас наши товарищи. Всякие столкновения и оскорбления – недопустимы и опасны. Только когда есть бесспорные факты… Не верьте ораторам, которые не имеют специальных удостоверений с печатью… Не будем губителями завоёванной свободы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57