ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
И ничего – не пропал, не сгинул, вернулся после революции на Родину, живет и здравствует посейчас. Он человек бывалый, ему и карты в руки, поэтому на все сомнения и вопросы я заранее отвечаю словами старого боцмана:
– А что же удивительного? То ли еще бывает в жизни!
Началась эта история летом 1942 года под Севастополем. Русский моряк попал к немцам в плен. Вы скажете: не может быть – моряки, да еще севастопольцы, в плен не сдаются. Так он и не сдавался: он был сильно контужен, потерял сознание и очнулся уже в плену. Фамилии его мы не знаем, но, судя по некоторым косвенным признакам, это был пожилой матрос, пришедший на военную службу из торгового флота, моряк дальних плаваний, человек широкой и просторной жизни, в довоенной мореходке которого значились и Стамбул, и Порт-Саид, и Калькутта, и Бангкок, и Марсель, и Лондон, и Сан-Франциско, и Рио-де-Жанейро, и множество других больших и малых портов. Тулон, по всей вероятности, не значился в его мореходке, – Тулон порт военный, и купцы под иностранными флагами не заходили туда. Тулон появился позднее – об этом я и хочу рассказать.
Немцы не убили пленного: русский матрос – это слишком редкая добыча, чтобы так просто и легко расстаться с ней. Моряка повезли в Германию. Томясь в наглухо закупоренном, битком набитом вагоне, он проклинал день и час своего рождения. Ему казалось, что весь флот, весь Севастополь, весь черноморский берег уже знают о его позоре и никогда не простят! Но смерти себе он не хотел: смерть не вернула бы ему флотской морской чести. Он хотел свободы и беспощадной борьбы, это было его единственным желанием, единственной целью, и он стремился к своей цели с предельной силой и неудержимой страстью.
Говорят, что, если человек умеет страстно желать и умеет неудержимо стремиться, судьба и случай всегда приходят на помощь ему. Так и случилось. Русского моряка после долгих мытарств и мучений отправили в лагерь, куда-то на северо-запад Германии. Эшелон продвигался медленно. Моряк мучился и тосковал, не зная о том, что в руках всемогущей судьбы уже сошлись, и пересеклись, и завязались в таинственный узел какие-то нити, в том числе тонкая нить его жизни, и случай – единственный, неповторимый – ждет его.
В полночь эшелон с пленными прибыл на крупную станцию. Через десять минут завыли сирены, подавая сигнал воздушной тревоги. Еще через десять минут началась бомбежка. Англичане бомбили жестоко, десятками крупнокалиберных бомб. Одним из первых же взрывов была сорвана крыша вагона, и глазам моряка открылось ночное небо, исполосованное прожекторами, исчерченное разноцветными трассами пуль и снарядов, полное грозного рева боевых моторов Британии!
О, как радостно, как торжествующе и грозно загудело навстречу английским моторам сердце русского моряка! Он позабыл о своем истощении, о своей слабости: упругим и точным движением он перебросил свое тело через разбитую стенку вагона.
Он побежал вдоль путей. Англичане бомбили. Земля содрогалась, стонала – ненавистная фашистская земля, бомбы взметали в небо свирепые смерчи желто-красного пламени, взрывные волны гуляли, руша здания, опрокидывая вагоны и паровозы. Пылали нефтебаки, лопались бензоцистерны, ночь вся грохотала, шипела, гремела… Русский моряк бежал сквозь этот грохочущий ад, поглядывал только вверх да приговаривал со злобным ликованием: «Молодцы, братишки, славная работа! А ну, поддай им еще, поддай жару!» И братишки из Ковентри, из Лондона, из Глазго, словно в ответ ему, поддавали на совесть!
И он исчез, русский неизвестный моряк. Здесь, в грохоте взрывов и в пламени пожаров, теряется его след. Куда он направился, где бродил, у кого скрывался, почему, наконец, он выбрал путь на юго-запад, а не прямо на восток – обо всем этом я судить не берусь. Скажу только, что прямой путь на восток был для него, по-видимому, закрыт, и он решил возвращаться на Родину в обход, через Францию. Так или иначе, но месяца через три, а может быть, и четыре он появился в Тулоне.
А что же в этом удивительного? То ли еще бывает в жизни! В свое время русские люди уходили из хивинского плена через весь Китай и возвращались на Родину с Дальнего Востока. Если русский человек рвется с чужбины на Родину, вряд ли есть в мире сила, способная остановить его. Моряк был охвачен страстным, неудержимым стремлением к свободе, борьбе и мести, силы его духа и разума возросли неизмеримо, возросли в такой степени, что он стал как бы существом иной, высшей породы в сравнении с обычными людьми. Он легко угадывал любую ловушку, он безошибочным внутренним чутьем распознавал друзей и врагов, он был глух к мольбам и стонам своего измученного тела, по двое-трое суток без воды и без пищи он сидел в ямах, в канавах, в заброшенных каменоломнях, прислушиваясь, присматриваясь и выжидая момент, когда можно тронуться дальше. «Невероятно!» – скажете вы. Но не следует забывать еще и о том, как звучит сейчас в Европе высокое звание русского человека: многие французы помогали ему как брату, как боевому другу, спасали и укрывали его, – что могли сделать полиция и гестапо?
Однажды – и это известно – он, скрываясь в каменоломне, увидел идущую по заглохшей тропинке французскую девушку с маленькой корзинкой в руках. Он вышел навстречу девушке, она замерла от ужаса и попятилась. «Не бойся! – сказал моряк. – Рус, матрос, Севастополь!..» Он засучил рукав, и девушка увидела на его руке пониже локтя якорь, перевитый могучей цепью. «Севастополь?» – переспросила она. Моряк подтвердил: «Да, Севастополь!..» Девушка маленькой узкой рукой пожала его широкую руку, черную от загара и грязи, и ушла, оставив ему корзинку с хлебом, сыром и бутылкой молока.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4
– А что же удивительного? То ли еще бывает в жизни!
Началась эта история летом 1942 года под Севастополем. Русский моряк попал к немцам в плен. Вы скажете: не может быть – моряки, да еще севастопольцы, в плен не сдаются. Так он и не сдавался: он был сильно контужен, потерял сознание и очнулся уже в плену. Фамилии его мы не знаем, но, судя по некоторым косвенным признакам, это был пожилой матрос, пришедший на военную службу из торгового флота, моряк дальних плаваний, человек широкой и просторной жизни, в довоенной мореходке которого значились и Стамбул, и Порт-Саид, и Калькутта, и Бангкок, и Марсель, и Лондон, и Сан-Франциско, и Рио-де-Жанейро, и множество других больших и малых портов. Тулон, по всей вероятности, не значился в его мореходке, – Тулон порт военный, и купцы под иностранными флагами не заходили туда. Тулон появился позднее – об этом я и хочу рассказать.
Немцы не убили пленного: русский матрос – это слишком редкая добыча, чтобы так просто и легко расстаться с ней. Моряка повезли в Германию. Томясь в наглухо закупоренном, битком набитом вагоне, он проклинал день и час своего рождения. Ему казалось, что весь флот, весь Севастополь, весь черноморский берег уже знают о его позоре и никогда не простят! Но смерти себе он не хотел: смерть не вернула бы ему флотской морской чести. Он хотел свободы и беспощадной борьбы, это было его единственным желанием, единственной целью, и он стремился к своей цели с предельной силой и неудержимой страстью.
Говорят, что, если человек умеет страстно желать и умеет неудержимо стремиться, судьба и случай всегда приходят на помощь ему. Так и случилось. Русского моряка после долгих мытарств и мучений отправили в лагерь, куда-то на северо-запад Германии. Эшелон продвигался медленно. Моряк мучился и тосковал, не зная о том, что в руках всемогущей судьбы уже сошлись, и пересеклись, и завязались в таинственный узел какие-то нити, в том числе тонкая нить его жизни, и случай – единственный, неповторимый – ждет его.
В полночь эшелон с пленными прибыл на крупную станцию. Через десять минут завыли сирены, подавая сигнал воздушной тревоги. Еще через десять минут началась бомбежка. Англичане бомбили жестоко, десятками крупнокалиберных бомб. Одним из первых же взрывов была сорвана крыша вагона, и глазам моряка открылось ночное небо, исполосованное прожекторами, исчерченное разноцветными трассами пуль и снарядов, полное грозного рева боевых моторов Британии!
О, как радостно, как торжествующе и грозно загудело навстречу английским моторам сердце русского моряка! Он позабыл о своем истощении, о своей слабости: упругим и точным движением он перебросил свое тело через разбитую стенку вагона.
Он побежал вдоль путей. Англичане бомбили. Земля содрогалась, стонала – ненавистная фашистская земля, бомбы взметали в небо свирепые смерчи желто-красного пламени, взрывные волны гуляли, руша здания, опрокидывая вагоны и паровозы. Пылали нефтебаки, лопались бензоцистерны, ночь вся грохотала, шипела, гремела… Русский моряк бежал сквозь этот грохочущий ад, поглядывал только вверх да приговаривал со злобным ликованием: «Молодцы, братишки, славная работа! А ну, поддай им еще, поддай жару!» И братишки из Ковентри, из Лондона, из Глазго, словно в ответ ему, поддавали на совесть!
И он исчез, русский неизвестный моряк. Здесь, в грохоте взрывов и в пламени пожаров, теряется его след. Куда он направился, где бродил, у кого скрывался, почему, наконец, он выбрал путь на юго-запад, а не прямо на восток – обо всем этом я судить не берусь. Скажу только, что прямой путь на восток был для него, по-видимому, закрыт, и он решил возвращаться на Родину в обход, через Францию. Так или иначе, но месяца через три, а может быть, и четыре он появился в Тулоне.
А что же в этом удивительного? То ли еще бывает в жизни! В свое время русские люди уходили из хивинского плена через весь Китай и возвращались на Родину с Дальнего Востока. Если русский человек рвется с чужбины на Родину, вряд ли есть в мире сила, способная остановить его. Моряк был охвачен страстным, неудержимым стремлением к свободе, борьбе и мести, силы его духа и разума возросли неизмеримо, возросли в такой степени, что он стал как бы существом иной, высшей породы в сравнении с обычными людьми. Он легко угадывал любую ловушку, он безошибочным внутренним чутьем распознавал друзей и врагов, он был глух к мольбам и стонам своего измученного тела, по двое-трое суток без воды и без пищи он сидел в ямах, в канавах, в заброшенных каменоломнях, прислушиваясь, присматриваясь и выжидая момент, когда можно тронуться дальше. «Невероятно!» – скажете вы. Но не следует забывать еще и о том, как звучит сейчас в Европе высокое звание русского человека: многие французы помогали ему как брату, как боевому другу, спасали и укрывали его, – что могли сделать полиция и гестапо?
Однажды – и это известно – он, скрываясь в каменоломне, увидел идущую по заглохшей тропинке французскую девушку с маленькой корзинкой в руках. Он вышел навстречу девушке, она замерла от ужаса и попятилась. «Не бойся! – сказал моряк. – Рус, матрос, Севастополь!..» Он засучил рукав, и девушка увидела на его руке пониже локтя якорь, перевитый могучей цепью. «Севастополь?» – переспросила она. Моряк подтвердил: «Да, Севастополь!..» Девушка маленькой узкой рукой пожала его широкую руку, черную от загара и грязи, и ушла, оставив ему корзинку с хлебом, сыром и бутылкой молока.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4