Но где и когда?
У автора есть одно, свидетельствам очевидцев не противоречащее и потому вполне допустимое объяснение. Книга была в магазине. Много книг, и все они попали на прилавок после американской книжной выставки, путешествие по нашей стране завершившей здесь, на берегах Обского водохранилища. Говорят, фирмачам оказалось выгоднее отдать экспонаты за рубли, чем тащить через страны и континенты обратно в и без того затоваренную сверхдержаву.
Что ж, объяснения даны, правдоподобие сохранено, а значит, можно с легким сердцем отправляться в путь, уже на ходу высовываясь в окно, и с милой, вечную неловкость извиняющей улыбкой просить (надеясь сим окончательно избавить воспоминания о середине одного десятилетия от примет начала следующего) везде, где бы то ни было (во всех частях и главах), вместо портвейна "Кавказ" читать "Агдам", ну, в крайнем случае, "Диляр".
На этом церемониал сочтем оконченным, все приличествовавшие началу новой части реверансы и книксены сделаны, и можно возвращаться в необозримый, зеленого колера зал ожидания новосибирского вокзала. Итак, время - пять сорок пять, и все подоконники, все закутки у стоек и радиаторов отопления (о креслах, о жестких скамьях даже говорить не приходится) - все, что способно в час рассветный дать опору утомленному телу, все занято, сон господствует в ангароподобном помещении, беспокойный, дорожный; волнообразно распостраняется по залу всю ночь не стихавшее шевеление - ребенок прильнул к зеленому пропыленному баулу, рыжий усатый здоровяк всхрапнул, качнул головой, уронил косматую руку с неровными ногтями, женщине что-то почудилось, она вздрогнула, поежилась, ноги поджала. Сладкий час перед побудкой.
И лишь самые невезучие недотепы, лишенные позвоночник искривляющих скамеек и лестничных, студящих почки ступеней, слоняются меж колонн, поедают в буфете подозрительную рыбу, поплевывая молочными пенками, запивают канцероген прохладным какао, курят одну за другой сырые едкие сигареты и у киоска "Союзпечать" с тоской взирают на месячный комплект газеты английских коммунистов "Morning Star".
Грачику, увы, не нашлось места во всеобщей необидной тесноте. Смотрите, синяя шапка и розовые (на бритой голове такие заметные) уши маячат у киоска с невостребованной печатной продукцией, а странно. Странно, ибо с утра, с того момента, когда друг оказался вдруг, когда, откупившись мятыми бумажками, выставил, выгнал, окружающие, словно сговорились искупить чужую вину, только, казалось, и думали, чем Лысому помочь и угодить, облегчить участь и устроить дела. Серьезно, несколько совершенно не склонных к милосердию и благотворительности людей, не сумев выдержать пронзительной голубизны его взгляда, даже поступились и правом своим и интересом.
Сначала квадратный, с бритым затылком и увесистым шнобелем в пол-лица таксист не выбил из Мишки мозги, когда юнец отказался платить за поездку с ветерком.
Лысый, только подумайте, зажал, пожалел эти жеваные и засаленные мельниковские девять рублей. Понимаете, готов был выбросить, когда шагнул из общаги заре навстречу, сжечь, затоптать, пепел развеять по ветру, а через час, quite overwise, не иначе, все отчаяние своего положения оценив и пьяным лихим духом от безнадежности проникнувшись, с хулиганским хладнокровием прямо в шоферскую пивную репу проговорил:
- У меня нет денег.
И шеф (то, что Мирошник платил туда и обратно, необычности последовавшего умалить никак не может) отпустил его живым. Да, да, лишь на мгновение задержал высадку, прихватил за шкирку поганца, приблизил привычной к железным предметам рукой и коротко, но внятно напутствовал:
- Парень, ты только так никогда больше не делай.
Однако совет не был услышан. Удалая сила влекла Мишку, остановиться, даже задуматься на мгновение он уже не мог,- миновал будку и мостик, спустился в подвальный сумрак кассового зала и без колебаний направил стопы к единственному, никем не осаждаемому окошку "Оформление билетов по воинским требованиям".
Тут кстати заметим,- у таксиста было время свыкнуться с нехорошей мыслью, что связался он с наглецом и хулиганом. Видите ли, усаживаясь на заднее сиденье Богом (Мирошником) ему посланной машины, Лысый проявил излишнюю суетливость, пластмассовые пляжные уроды-очки спорхнули у него с носа, были пойманы дверными ножницами и с мерзким скрежетом превращены в никчемный мусор, благодаря этому носатый дядя, вертя баранку, мог сорок минут в маленькое зеркальце над головой наблюдать (и наблюдал, злясь на себя и мрачнея) синий полумесяц под горящим глазом пассажира.
Женщина за толстым стеклом такой паузы на размышление не получила. Она даже не видела, как Грачик подошел к ее стойке, не видела, поскольку, разогнав грубым голосом назойливую публику, уже почти час читала очень популярную в том сезоне книгу Уилки Коллинза, тем, однако, удивительнее ее чутье и сообразительность.
- В сторону Москвы на сколько хватит,- позвал ее Лысый из девятнадцатого века.
Тощая жидковолосая дамочка подняла голову, посмотрела на деньги у себя перед носом, на нашего, стыда не ведающего мазурика и с некоторым даже сочувствием поинтересовалась:
- В бега решил податься?
Как выяснилось вечером того же дня, вопрос был задан не со скуки, и сама продажа билета, пожалуй, не может сойти за инстинктивный акт снисхождения и женское необъяснимое сострадание, поскольку еще до начала посадки, в двадцать два тридцать, у пятого вагона поезда номер сто сорок семь Новосибирск - Киев обладателя билета до Омска (в сторону Москвы на сколько хватит) уже поджидали, зорко поглядывая по сторонам, два солдатика со штыками на ремнях и строгий майор, перепоясанный новой кожаной портупеей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144