— Ага. А как же. От этого дети бывают.—Как?— Ну, так поделают, поделают, а потом вывот развежут и вебенка вынут. Митьку нашего так вынули.Утром в набитом автобусе мать везла ее в детсад, Марина внимательно смотрела на окружающих ее пассажиров — смешливых и устало-молчащих, красивых и невзрачных. Там, под платьями и брюками росли палочки, открывались дырочки, стаскивалась одежда, палочки лезли в дырочки, и разрезались страшными ножами животы, и вынимались спеленутые дети с сосками в ротиках, укладывались в приготовленные коляски, а коляски со скрипом развозились по дворам и улицам.Она не верила.Жорка тоже не верил, хотя услышал об этом гораздо раньше:— Дура, дети от лекарств бывают. А этого никогда не делают. Это как бы ругательство такое… Шпана придумала…Но Надя укоризненно оттопыривала рыбью губку:— Ты фто! Мне же Мафа гововила, а она в фестом квассе! Не вевишь — не надо…Марина верила и не верила. Верила и не верила до той самой НОЧИ.Вспоминая предшествующий день, Марина с удивлением обнаруживала новые и новые многозначительные случайности, делающие его особым: Жирная заболела и не пришла, вместо нее была молоденькая светловолосая уборщица Зоя, Васька Лотков сломал себе руку, прыгая с батареи на пол, в кастрюле с компотом нашли сварившуюся крысу с жалко подогнувшимися лапками и белыми выпученными глазами…А вечером мать пришла за ней в новом коричневом платье, с новой прической и ярко накрашенными губами.Сунув ей шоколадку, она быстро повела к остановке:— Пошли, Мариночка…В автобусе Марина ела шоколад, шелестя фольгой, мать смотрела в окно, не замечая ее. Когда они вошли в свою комнату, там пахло табаком и цветами, которые стояли в вазе посреди накрытого стола.За столом сидел широкоплечий светловолосый мужчина в сером пиджаке, пестром галстуке и читал книгу, помешивая чай в стакане.Заметив вошедших, он неторопливо встал и, присев перед Мариной на корточки, протянул большую ладонь:— Ааааа… вот значит и красавица Марина. Здравствуй.Марина протянула руку и посмотрела на мать.— Ну, поздоровайся с дядей Володей, что ж ты… — пробормотала мать, странно улыбаясь и глядя мимо.— Здрасьте, — сказала Марина и опустила голову.— Вот и застеснялись, — засмеялся дядя Володя, обнажив ровные белые зубы.— Всегда такая бойкая, а теперь застеснялась, — наклонилась к ней мать, — Идем я тебя покормлю…Она стремительно повела Марину на кухню, где в чаду толкались возле плит пять женщин.Все они повернулись и посмотрели на мать, кто-то сказал, что Танечка сегодня очаровательна.Улыбаясь им, мать плюхнула Марине холодного пюре, сверху положила длинный раскисший огурец с огромными белыми семечками:— Поешь и приходи. Чаю выпей…Процокав каблучками по коридору, она скрылась.Марина стала ковырять пюре алюминиевой ложкой, полная Таисия Петровна из четвертой, запахнув полинявший китайский халат, наклонилась к ней, погладила по голове белой от стирки рукой:— Мариночка, а кто это к вам приехал?— Дядя Володя, — четко проговорила Марина, кусая водянистый огурец.Таисия Петровна со вздохом выпрямилась и улыбнулась тете Клаве, переворачивающей рыбные котлеты:— Дядя Володя…Та слабо засмеялась, отгоняя чад рваным полотенцем.Марине показалось, что они знают что-то очень важное. Она доела пюре, огурец кинула в ведро и пошла к себе.В комнате было накурено, горела люстра, мать играла «Посвящение», дядя Володя покачивался в плетеном кресле, подперев щеку рукой с папиросой.Марина приблизилась к разоренному столу, взяла конфету и ушла на террасу.Весь вечер мать с дядей Володей пили чай, танцевали под патефон, курили и оживленно разговаривали.Стемнело.Двор за облупившимся переплетом террасы опустел, в домах зажглись окна. Марина смотрела как в окне напротив Нина Сергеевна кормит Саньку с Олегом, потом листала подшивку «Крокодила», разглядывая толстых некрасивых генералов с тонкими паучьими ножками, потом вырезала из цветной бумаги лепестки, сидя за своим маленьким столиком.Прошло много времени, она стали гаснуть, вырезанные лепестки Марина наклеила в тетрадку.В стеклянную дверь было видно как дядя Володя, улыбаясь, что-то говорил маме, держа перед собой рюмку с вином. Мать медленно подняла свою, вздохнула и, рассмеявшись, выпила, быстро запрокинув красивую голову. Дядя Володя выпил медленно и вылил остатки в чай.Он сидел без пиджака, пестрый галстук красиво светился на белой рубашке.Мать встала, прошла на террасу и наклонилась к Марине:— Ты спать хочешь.— Да нет, не хочу… — бормотала Марина, разглядывая незнакомое раскрасневшееся лицо с пьяно поблескивающими глазами.— Хочешь, хочешь, куколка. Пошли, я тебе в комнате постелю, а мы с дядей Володей здесь посидим.Марина двинулась за ней.Румяный дядя Володя улыбнулся ей, пожелал доброй ночи и, прихватив бутылку с рюмками, ушел на террасу.Мать быстро разобрала постель, переодела Марину в ночную рубашку, поцеловала пьяными губами, уложила и погасила свет.Марина легла щекой на тяжелую сыроватую подушку, стеклянную дверь плотно притворили.Эту ночь Марина помнила ясно и подробно.В комнате было душно и накурено, лишь из открытой форточки тянуло прохладой.Букет гладиолусов маячил в темноте белым пятном.В соседнем дворе хрипло лаяла собака.Марина смотрела на светящуюся стеклянную дверь, за которой тихо смеялись и разговаривали. Прямоугольная полоска света вместе с клетчатой тенью дверного переплета лежала на полу, задевая верхним углом кровать Марины.Прижавшись щекой к подушке, она все смотрела и смотрела на дверь, пока глаза не стали слипаться. Марина терла их кулачком, но желтая дверь двоилась, расплывалась, обрывки сна лезли в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13