Но
даже если бы мы выбросили их, все равно дело того стоило.
- Да, стоило, - согласился Чарли. - Назив... А что это? В чем смысл
статуи?
- Она называется "Создатель", - сказал Назив.
- Взрослый восхищается ребенком. Ребенок поклоняется чему-то иному.
Создателю?
- Родитель создает ребенка. Ребенок создает родителя.
- Как создает?
Назив рассмеялся от всего сердца.
- Подумай: разве можно стать родителем, не имея ребенка?
Чарли рассмеялся вместе с ним. Уходя, он еще раз обернулся на сияющую
терракотовую статую. Он чувствовал, что Назив сказал не все. Наверное, и
Назив понял его мысль, иначе он бы не тронул Чарли за локоть и не добавил:
- Идем. Ты еще поймешь все чуть позже.
Чарли последовал за ним, но перед его глазами все еще стояла чудесная
одухотворенная скульптура, блестящая на солнце. Проходя через мастерскую,
Чарли еще раз спросил себя, почему ребенок крупнее родителя?
...Тут он сообразил, что задал свой вопрос вслух, так как Назив,
войдя в комнату и приласкав вцепившегося в него малыша, который раньше
прятался в портьере, ответил с улыбкой:
- Но - дети действительно крупнее.
Что же... на этом языке, как и в английском, "крупнее" может означать
и "значительнее"... он подумает об этом позже. Горящими глазами Чарли
смотрел вокруг и вдруг почувствовал острый приступ сожаления. Жаль видеть
подобное и не иметь потом возможности поделиться своим знанием с другими.
Филос понял его:
- Он оценил твою статую, Гросид. Спасибо, Чарли Джонс.
Чарли было очень приятно, но он не видел своих сияющих глаз со
стороны и поэтому не понял, за что его поблагодарили.

Согнувшись, Брут угрожающе приближается своей кавалерийской походкой
к постели, на которой покоится Она в неглиже.
"Не тронь меня!" - кричит она с итальянским акцентом, а камера
наезжает вместе с медленно приближающимся Брутом, сама становится Брутом,
и все существа из плоти и крови, сидящие в стальных хромированных
автомобилях перед гигантским экраном кинотеатра, невольно выпрямляются,
мигая и ощущая прилив крови к голове. Даже пропитанный неоновым светом
воздух над машинами для приготовления сладкой кукурузы насыщен томительным
ожиданием; ряды погашенных фар тоже смотрят на экран и ждут.
Когда камера достаточно приблизилась к постели и уже можно разглядеть
последний крик моды этого года - "ложбинки нет, соски наружу" - волосатая
рука Брута выныривает на экран и бьет с оттяжкой сидящую на постели
женщину по мраморной щеке (расхлябанная музыка подчеркивает этот момент),
слышен треск разрываемого шелка - рука уже движется где-то внизу, за
пределами экрана. Ее лицо, по-прежнему крупным планом - сорок три фута
шесть дюймов от всклокоченных волос до ямочки на подбородке - вжимается в
сатиновую подушку, а тень Брута накрывает ее, громкость звука постепенно
нарастает. "Не тронь меня! Мне больно!"
Герб Рейл, сидя за рулем автомобиля, наконец начинает осознавать, что
рядом с ним происходит какая-то возня. Карин уже давно спит на заднем
сиденье, а у Дейва, обычно угомонявшегося к этому часу, сна ни в одном
глазу. Жанетт полунельсоном захватила его голову и пытается другой рукой
прикрыть ему глаза. Дейв подбородком упирается и отжимает ее запястье. При
этом оба они ухитряются время от времени бросать жадные взгляды на экран и
приобщаться к действию кинофильма.
Герб, тоже жадно следит за экраном и, не поворачивая головы,
спрашивает:
- В чем дело?
- Нечего ребенку на это смотреть, - шипит Жанетт. Она даже слегка
задохнулась то ли из-за Дейва, то ли из-за переживаемых страстей.
"Мне больно! - пронзительно верещит Она на экране, по ее лицу
проходит дрожь и глаза закрываются. - А-а-ах... - уже стонет она... -
давай, давай, сделай мне больно, еще, еще-о-о".
Дейв срывает с глаз руку матери:
- Я хочу смотреть!
- Будет так, как я скажу или... - гаркает на него Гейл, глядя на
экран.
Тут обезумевший Дейв кусает Жанетт за руку. Она взвизгивает и
жалуется:
- Он укусил меня!
Теперь с экрана не менее, чем на семидесяти футах
суперполихроматической пленки со звуковой дорожкой, торопливо и кратко
объясняют, что уже давно произошло недоразумение, и что Она и Брут
фактически состояли все это время в браке, что Она ужасно страдала все это
время, что их матримониальные безумства объясняются, на самом деле,
легальностью их брака. Экран заливает яркий солнечный свет, звучат медные
трубы, и ошарашенные зрители разминают ноги и мигают, привыкая к прежней
действительности.
- Не надо разрешать ему смотреть все это, - прокурорским тоном
говорит Герб.
- Я и не разрешала, он сам смотрел. Да еще и укусил меня.
Возникает пауза, и тут-то Дейв понимает, что он совершил что-то
наказуемое; мальчик не знает, как выйти из этого положения, в конце концов
он начинает всхлипывать и ударяется в слезы. Его утешают и дают малиновый
шербет и рогалик. Первоначально шербет был на палочке, но потом он сполз с
нее; Дейв не знает, что делать с ним - сначала он прилип к руке, а затем
стек точно на складку на брюках. Герб разрешает это затруднение, запихнув
весь кусок сыну в рот. В этот момент экран вновь вспыхивает, и начинается
второй фильм.
- Наконец-то фильм для Дейва, - на второй минуте выносит приговор
Герб. - Почему бы им вначале не показывать вестерн, тогда детям не
придется смотреть, что им не положено.
- Садись мне на колени, дорогой, - зовет Жанетт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62