Удар опустошит планету до такой степени, что
не уцелеют даже бактерии, не останется даже травинки и ничто новое уже не
сможет вырасти. Мы превратим Землю в мертвый предмет, мертвый навсегда.
Нет, это просто не имеет смысла. Мы не можем этого сделать.
Вы помните песню? Вот это и есть гуманизм. Мы находим его во всех
людях. Какая-то болезнь на время превратила других людей в наших врагов,
однако, когда сменятся поколения, враги станут друзьями, а друзья врагами.
В громаде истории враждебность тех, кто убил нас, ничтожно мала!
Она понизила голос.
- Мы умираем с сознанием, что совершили единственный благородный
поступок, который еще можем совершить. Искра жизни по-прежнему сможет
тлеть и расти на этой планете. Она будет почти задута и залита, она едва
не погаснет, однако уцелеет, если песня говорит правду. Она уцелеет, если
мы настолько человечны, чтобы не обращать внимания на то, что искра эта
под контролем нашего временного врага. Некоторые... кто-то из его детей
выживет, чтобы объединиться с новой расой людей, постепенно выходящей из
джунглей и лесов. Может, их ждут десять тысяч лет одичания, а может,
человек возродится, пока еще стоят руины.
Она подняла голову, голос ее звенел как колокол.
- Даже если это конец рода людского, - говорила она, - мы не должны
лишать шанса другие формы жизни, которые могут возникнуть на нашей
планете. Если мы отомстим, не останется ни собаки, ни оленя, ни обезьяны,
ни птицы, ни рыбы, ни ящерицы, чтобы нести дальше светильник эволюции. Во
имя справедливости: если мы должны уничтожить себя, то пусть выживут формы
жизни, существующие вместе с нами. На человечестве и так уже достаточно
грехов. Если нам обязательно нужно кого-то уничтожить, ограничимся
уничтожением самих себя!
Повышались дрожащие звуки, казалось, играющие ее волосами, как слабый
ветерок. Женщина улыбнулась.
- Вот и все, - прошептала она, пожелав каждому слушателю "спокойной
ночи".
Экран потемнел, когда без всякого предупреждения передачу прервали,
вездесущие крапинки вновь побежали по всему экрану.
Пит встал и зажег свет. Бонза и Сонни молчали. Прошло какое-то время,
прежде чем Сонни сел прямо, дрожа как новорожденный щенок. Казалось,
что-то мешает двигаться.
- Вам нельзя ни с кем сражаться, нельзя убегать и жить. А теперь вы
не можете даже ненавидеть, потому что Стар не разрешает, - тихо сказал
Сонни.
В голосе его звучала горечь, а в воздухе плавал горький запах.
Пит Маузер потянул носом, впрочем, без всякой связи с запахом. Потом
сделал это снова.
- Чем это пахнет, Сон? - спросил он.
Сонни втянул воздух.
- Не знаю, - сказал он. - Что-то знакомое. Может, ваниль? Нет... нет.
- Миндаль. Горький... Бонза!
Бонза лежал неподвижно с открытыми глазами и гримасой улыбки на лице.
Мышцы щек у него напряглись, так что видны были почти все зубы. Лицо его
покрывал пот.
- Бонза!
- Это случилось именно тогда, когда она появилась и сказала "привет",
помнишь? - прошептал Пит. - Бедный парень. Вот почему он хотел смотреть
представление здесь, а не в кантине.
- Он ушел, глядя на нее, - сказал Сонни синими губами. - Не скажу,
чтобы осуждал его. Интересно, где он взял эту штуку?
- Неважно! - резко заметил Пит. - Пошли отсюда.
Они отправились вызывать "скорую". Бонза лежал, глядя мертвыми
глазами на экран, а в воздухе плавал запах горьком миндаля,

Пит не отдавал себе отчета, куда и зачем идет, пока не оказался на
темной улице возле Главного Штаба и барака связи. Он подумал, что было
приятно слышать Стар, а также видеть ее всегда, когда захочется. Может, и
не было никаких записей, однако музыкальное сопровождение шло с
магнитофона, а отдел связи мог записать и целый концерт.
Он нерешительно стоял у здания Главного Штаба. Перед входом собралась
группа людей. Пит улыбнулся: ни дождь, ни снег, ни град или мрак ночи не
прогнали бы охраняющего вход часового.
Пит пошел вниз по боковой улочке, потом вверх, к платформе на задах,
куда доставляли почту. Там находились двери - выход из Сектора Связи.
В бараке связи горел свет. Пит как раз протянул руку к двери с
проволочной сеткой, когда заметил кого-то, стоящего рядом в тени. Свет
мягко поблескивал на золотистых контурах головы и лица.
Пит остановился.
- С... Стар Антим! - воскликнул он.
- Привет, солдат... Сержант.
- Я... - он покраснел, как мальчишка, и онемел. Проглотив слюну,
поднял руку, чтобы сорвать фуражку, но ее не было. - Я смотрел
выступление, - наконец выдавил он, чувствуя себя неловко. Было темно, но
он хорошо видел, что ботинки почищены плохо.
Она передвинулась к свету и была так прекрасна, что он на мгновение
закрыл глаза.
- Как вас зовут? - спросила она.
- Маузер. Пит Маузер, - ответил он.
- Понравился концерт?
- Нет, - с нажимом сказал он, не глядя на нее.
- Вот как?
- То есть... мне понравились некоторые моменты. Песня.
- Понимаю.
- Можно мне получить запись?
- Наверное, - ответила она. - Какой у вас аппарат?
- Аудиовид.
- Значит, диск. Мы записали несколько. Подождите, я принесу вам один.
Она медленно вошла внутрь; Пит завороженно следил за ней. Она была
коронованной особой, окруженной нимбом, а также оправленной в раму
картиной - живой и золотистой. Он ждал, жадно следя за ней. Она
возвращалась с большим конвертом, сказала "спокойной ночи" кому-то внутри
и вышла на платформу.
- Пожалуйста, Пит Маузер.
- Большое спасибо, - выдавил он и облизал губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9