Должна ли была она рассказывать
Горти о нем? Может быть ей нужно было дать ему больше жестокости, больше
жестокости по отношению к другим вещам, кроме мести Арманду Блуэтту? Как
глубоко то, чему она учила, проникло в податливую сущность, которая была
Горти? Не сможет ли Монетр с его жестокой, направляющей силой разрушить
двенадцать лет ее работы в один момент? Она знала так мало; она
чувствовала, что она так мала, чтобы предпринять изготовление -
человеческого существа.
Она желала, страстно, чтобы она могла проникнуть своим сознанием в
странные живые кристаллы, как пытался делать Людоед, но полностью, так
чтобы она смогла узнать правила игры, факты о форме жизни настолько
чуждой, что логика похоже не срабатывала здесь вообще. Кристаллы были
очень жизнеспособными; они творили, они размножались, они чувствовали
боль; но с какой целью они жили? Раздави один, а остальные казалось не
обращали внимание. И зачем, они творили эти свои "сны", старательно,
клеточку за клеточкой - иногда для того, чтобы создать только чудовище,
урода, незавершенную, неработающую безобразность, иногда, чтобы
скопировать природный объект так тщательно, что не существовало
практически никакого отличия между копией и ее оригиналом; а иногда, как в
случае с Горти, чтобы сотворить нечто новое, нечто, что не было копией, но
может быть нечто среднее, нормальное существо на поверхности и совершенно
жидкое, полиморфное существо внутри? Как они были связаны с этими
существами? Как долго кристалл сохранял контроль над своим творением - и
как, построив его, мог он внезапно оставить его и позволить идти своим
путем? И когда происходит такое редкое совпадение, при котором два
кристалла создают нечто вроде Горти - когда они отпустят его и позволят
жить самому по себе... и что тогда с ним станет?
Возможно Людоед был прав, когда он описывал творения кристаллов, как
их сны - цельные фрагменты их чуждого воображения, построенные любым
случайным способом, основанные на частичных предположениях, нарисованных
ошибочными воспоминаниями о реальных предметах. Она знала - Людоед с
готовностью демонстрировал - что существовали тысячи, может быть миллионы
кристаллов на земле, живущих своей странной жизнью, не обращающих никакого
внимания на них, потому что жизненные циклы, цели и намерения этих двух
видов были совершенно различны. Однако - сколько по земле ходит людей,
которые совсем не люди; сколько деревьев, сколько кроликов, цветов, амеб,
морских червей, красного дерева, ужей и орлов, росло и цвело, плавало и
охотилось и стояло среди своих прототипов и никто не знал, что они чей-то
сон, не имеющий кроме этого сна никакой истории?
- Книги, - презрительно фыркнула Зина. Книги, которые она прочитала!
Она читала все, что попадалось ей под руки, что могло бы привести ее к
пониманию природы живых кристаллов. И на каждую каплю информации, которую
она добывала (и передавала Горти) о физиологии, биологии, сравнительной
анатомии, философии, истории, теософии и психологии, приходились галлоны
самодовольной уверенности, абсолютной уверенности, что человечество было
венцом творения. Ответы... в книгах были на все вопросы. Появляется новая
разновидность и какой-нибудь ученый муж притрагивается пальцем к носу и
провозглашает: "Мутация!" Иногда конечно. Но - всегда? А как насчет
спрятавшегося в канаве кристалла, смотрящего сон и рассеянно творящего,
при помощи какого-то странного телекинеза, чудо творения?
Она любила, она поклонялась Чарльзу Форту, который отказывался
признавать, что любой ответ был единственным ответом.
Она снова посмотрела на свои часы и заплакала. Если бы она только
знала; если бы только она могла направлять его... если бы ее саму кто-то
направлял, куда-то, куда-то...
Ручка двери повернулась. Зина оцепенела, глядя на нее. Что-то тяжелое
надавило на дверь. Стука не было. Щель между дверью и рамой, вверху, стала
шире. Затем задвижка подалась и Солум ввалился в комнату.
Его лицо, с отвисшей зелено-серой кожей и болтающейся нижней губой,
казалась больше чем обычно нависло над маленькими воспаленными глазками.
Он сделал полшага назад, чтобы захлопнуть за собой дверь, и через комнату
подошел к ней, его огромные руки были отведены от тела, как бы для того,
чтобы предупредить любое движение, которое она могла бы сделать.
Его появление сообщило ей ужасные новости. Никто не знал, где она
была, кроме Горти и Банни, которые оставили ее в этом туристическом домике
прежде чем перейти через дорогу к карнавалу. А когда последний раз слышали
о Солуме, он был в пути вместе с Людоедом.
Итак - Людоед вернулся и он столкнулся с Банни или с Горти, или с
обоими и, хуже всего, ему удалось получить информацию, которую покорности
и нарастающего ужаса.
- Солум...
Его губы зашевелились. Его язык прошелся по блестящим острым зубам.
Он протянул к ней руки и она отпрянула.
А затем он упал на колени. Медленно двигаясь он взял ее крошечную
ногу в одну из своих рук, склонился над ней с выражением, которое без
сомнения было почтением.
Он поцеловал ее подъем, удивительно нежно, и он заплакал. Он отпустил
ее ногу и сидел там, погрузившись в сильные, беззвучные, сотрясающие все
тело рыдания.
- Но, Солум... - сказала она, ничего не понимая. Она протянула руку и
коснулась его мокрой щеки. Он крепче прижал ее. Она смотрела на него в
полном недоумении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57