Старейшины деревни согласно кивали.
— Где ты была прошлой ночью? — спросил глава рода Горих, блеснув глазами из-под пышных седых бровей.
— Дома, помогала матери ткать, потом легла спать! — ответила Китишейн.
— Это правда, — сказала мать. — Она...
— Конечно, она будет говорить, что Китишейн была дома! — перебил ее отец Киорла. — Конечно, она будет выгораживать свою доченьку!
«Ему ли укорять мою мать!» — с горечью подумала Китишейн. Она не сомневалась, что сам он делал много раз такое и не только такое для Киорла.
— Мы знаем, как она умеет драться! — крикнул один из юношей, глаза его горели в предвкушении мести.
— Мы видели, как она упражняется с мечом и кинжалом, — добавил другой.
— С деревянным мечом! — зарыдала Китишейн. — С палкой вместо кинжала!
— Значит, ты знала, как воспользоваться кинжалом Киорла, когда вырвала его у него, — заключил Горих. — Он пытался изнасиловать тебя, девушка?
— Меня там не было!
— Я видел, как она шла минувшей ночью в лес с луком, — громко сказал Щембл.
— Ложь! — страстно изрекла Китишейн, поворачиваясь к обвинителю. — На закате я вошла в дом матери и не выходила оттуда!
Она действительно оставалась вечерами дома — так меньше приходилось драться, а никогда не знаешь, не накинутся ли парни на нее вдвоем или даже втроем.
— Я тоже видела, как она шла в лес, — сквозь слезы выговорила Аллуйи.
Китишейн повернулась к ней, злые слова готовы были сорваться с ее языка, но она промолчала: Аллуйи, суженая Киорла, конечно, была очень опечалена. Она всегда относилась к Китишейн с презрением и сейчас злилась за то, что та отвергала обвинения, но Китишейн все равно посочувствовала ей. Найти любовь, чтобы потерять ее!
Потом Китишейн вспомнила, как страстно смотрел на Аллуйи Щембл, и не только на прошлой неделе, а уже не один год, и тут она поняла, кто убил Киорла.
— Спросите его! — закричала она, указывая на Щембла. — Спросите его, где он был прошлой ночью!
— Дома, со мной, где же еще? — быстро сказала мать Щембла, а так как она побывала замужем, ее лгуньей никто не назвал бы, несмотря даже на то, что ее муж умер.
— Суд не над Щемблом, — возразил Горих. — Над Китиштейн. Все, кто считает Китишейн виновной, скажите «да».
— Да! — хором крикнули сельчане.
— Кто считает ее невиновной, скажите «нет».
Лишь мать Китишейн сказала «нет».
— Наказание за убийство — смерть, — горько проговорил Горих.
— Нет! — воскликнул Щембл. — Давайте лишим ее девственности и прогоним из деревни!
Хор мужских и женских голосов согласился с ним:
— Да!
— Да, вот подобающее наказание для той, что не хотела быть такой, как все женщины!
— Лучше умереть! — Китишейн сжала кулаки. Пусть у нее из оружия только зубы и ногти, но по крайней мере одного, умирая, она заберет с собой.
— В нашей деревне никогда не существовало такого наказания! — резко ответил Горих, и шум затих. — Но изгнание случалось, оно будет совершено и на этот раз. Дайте ей мешок с едой, лук для охоты и гоните ее!
Раздались неодобрительные возгласы, но больше было радостных. Кто-то побежал, чтобы принести Китишейн мешок с едой, кто-то — за луком, а потом ее гнали, бежали за ней, бросали в нее камни, но она бегала быстрее любого, и до нее долетела лишь пара камней. Так Китишейн покинула родную деревню, и ее несчастная мать в одиночестве рыдала посреди улицы.
Во мраке леса девушка замедлила бег, слушая, как стихают позади вопли толпы. Когда они смолкли, она упала под огромным старым вязом и разрыдалась. Слезы катились и катились из ее глаз, но потом ее рыдания начали утихать.
И вот тут Китишейн услышала смех, тихий и угрожающий. Китишейн окаменела, слезы мгновенно высохли. Она поняла: вопросов лучше не задавать.
— Значит, в петлю меня послать захотела? — Щембла осветила луна, тени ложились на его лицо, превращая в злобную маску.
Китишейн вскочила на ноги, выхватила стрелу, судорожно попыталась натянуть тетиву лука.
Щембл подошел и вышиб лук из ее рук с криком:
— Горих, старый осел, не наказал тебя так, как ты заслужила!
— Ты сам заслужил наказание! — закричала Китишейн. — Ты убил Киорла, чтобы заполучить Аллуйи!
— А ты что, видела это, да? — прорычал Щембл. — Ну а я накажу тебя так, как должен был Горих! О, я получу Аллуйи, когда закончится траур, но прежде я заполучу тебя!
Он обхватил ее рукой, тяжелой, как медвежья лапа, другая рука вцепилась в завязки платья и уже добралась до шеи, но Щембл забыл про зажатую в руке Китишейн стрелу. Китишейн вонзила ее в живот Щембла изо всех сил. Щембл издал сдавленный вопль, попятился, согнулся пополам. Стрела вошла ему прямо под ложечку. Китишейн подошла, вырвала у Щембла кинжал и ударила его. Она наносила удар за ударом, не чувствуя себя виноватой, не раскаиваясь, поскольку, как сказал Горих, смерть — наказание за убийство и, насколько она понимала, и наказание за изнасилование, которое пытался совершить Щембл.
Когда его тело перестало двигаться, а дыхание стихло, Китишейн сорвала с подлеца ремень и ушла в лес. Она содрогалась в ужасе от содеянного, но в душе у нее расцвело ликование. Она жива! Жива, а тот, кто пытался ее убить, мертв!
* * *
Огерн проснулся, но не решился пошевелиться, пытаясь понять, что его разбудило.
Ухнула сова.
Огерн переводил взгляд с дерева на дерево, пока не отыскал ее — опять эта гигантская белая сова! Она смотрела на него, ее глаза отражали свет его костра. Чуть погодя сова опять ухнула, но уже вопросительно.
— Как скажешь, любовь моя, — пробормотал Огерн, вставая.
Он поспешно забросал костер землей, вскинул на плечо мешок и подошел к сове. Она взмахнула крыльями, полетела и села на другое дерево в пятидесяти метрах от первого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123