Да и зачем замки в таком доме? Здесь
все под охраной: и жильцы, и квартиры.
Смирнов, недолго поманипулировав со связкой отмычек, открыл дверь,
тут же закрыл ее, вытер на всякий случай ноги о кокетливый половичок,
включил свет в прихожей (верхний свет зажегся и в холле) и осмотрелся.
Ничего себе жил (или живет?) кандидат экономических наук Иван
Вадимович Курдюмов! Ничего себе скромненькая двухкомнатная квартирка с
жилой площадью в двадцать восемь квадратных метров! Один холл, не входящий
в жилую площадь, был метров тридцати. Не холл - гостиная, обставленная с
импортным дефицитом и дорогим шиком. Смирнов, решив передохнуть, уселся в
развратно мягкое, убаюкивающее финское бархатное кресло. Не спеша выкурил
беломорину. Но пора и честь знать. И начал, как положено: по часовой
стрелке.
Одежный шкаф в прихожей. Несколько пальто, три плаща, две пуховые
куртки. Явно ни разу не одеваны владельцем с весны. Смирнов старательно
обшарил карманы. По собственному опыту знал, что, меняя одежду, часто
забываешь переложить из кармана в карман не очень нужные в этот момент
вещицы. Так и есть: металлическая мелочь, вот синенькая пятерка
заблудилась, початая пачка "Мальборо", носовой платок с узлом на углу.
Интересно, о чем не хотел забыть Иван Вадимович? Стоп, бумажка. "В восемь
вечера обязательно позвонить Вас. Фед." Василию Федоровичу, надо полагать.
Следует поинтересоваться, кто такой Василий Федорович.
Положив бумажку в свою записную книжку, Смирнов двинулся далее по
часовой стрелке. Спальня, спаленка скорей. Ах, спаленка! В розово-голубых
кружавчиках, оборочках, занавесочках, накидочках. А посередке -
трехспальное антикварное ложе под золотым покрывалом. Все-таки не педрила,
для педрилы слишком напоказ, скорее эротоман. Поехали.
Под покрывалом, под пышным одеялом, на и под матрацем - ничего.
Ночной столик. Дезодоранты, чтобы, значит, в процессе потом не вонять,
бумажные салфетки, импортные презервативы, слабительное "сенаде".
Бельевой шкаф. Вот теперь все ясненько. В специальном отделении были
сложены лифчики и трусики. Лифчиков побольше. Скромные, дешевые,
маленькие. Кандидат наук специализировался на
указницах-несовершеннолетках. Так сказать, растлитель-фетишист. Ни хрена в
спальне не было.
В кабинете Смирнов застрял надолго. По одной перетрясал книги.
Библиотека, правда, небогатая, томов двести, но сил затратил достаточно.
Перед тем, как начать потрошить письменный стол, отдохнул, сидя в кресле и
любуясь через окно Гоголевским бульваром. Не особо надеясь, Смирнов
приступил. Как и следовало ожидать, самый мизер - вероятно Курдюмов весьма
тщательно готовился к окончательному уходу из квартиры. Ни серьезных
бумаг, ни последних фотографий, ни телефонных книжек, ни записок для
памяти - ничего. Из писем - любовные малограмотные послания от юных
дурочек. Из бумаг - черновики докладов, с которыми выступали по
экономическим вопросам руководители партии и правительства.
Внимания заслуживали лишь карта Подмосковья, на которой чернильными
кружочками были отмечены несколько населенных пунктов, да два листочка,
исписанные Курдюмовской рукой. Убористый этот жесткий почерк был Смирнову
знаком: читал его рукописную автобиографию. Листки он нашел, вынув ящики
письменного стола. Часто случается, что неровно положенные бумаги при
выдвижении-задвижении ящика цепляются за стенки тумбы и дно верхнего ящика
и заваливаются по задней стенке вниз. Вот и эти два листочка завалились.
Ни карту, ни листки Смирнов на месте изучать не стал: сложил их в удобный
квадратик и спрятал в карман куртки.
Кухня, ванная... Ничего, кроме того, что Иван Вадимович был сыроедом,
аккуратистом, регулярно занимался зарядкой и по-дамски любовно относился к
собственной внешности.
Холл-гостиная вообще не представляла интереса, но он все же
подшерстил и ее. В баре он обнаружил бутылку черри-бренди, любимого своего
напитка. А что, заслужил. Налил себе большую рюмку и, ни о чем не думая, с
десять минут покайфовал в кресле. Тщательно вымыв и протерев рюмку в
ванной, он вернулся в холл. И тут пришла удача. Закрывая дверцы бара он
опустился на кривой ноге и, потеряв равновесие, темечком задел изящную
полку, на которой одиноко стояла венецианского стекла ваза с букетом
ковыля. Смирнов едва успел подхватить ее на лету. Полка располагалась чуть
выше его глаз, и поэтому когда, поправив букет, ставил вазу на место, он
не видел, что мешало стать ей плотно к стенке! Он пошарил по полке, и рука
наткнулась на нечто узкое и скользкое. Утвердив вазу, он стащил с полки
это нечто. В его руках оказалась кабинетная телефонная книжечка-алфавит.
Видимо, Курдюмов, звоня по телефону из холла, автоматически сунул книжечку
на полку и, увлеченный разговором или отвлеченный чем-то, начисто забыл
про нее. Смирнов наспех перелистал ее. Заполнена и довольно густо. Удача,
удача!
Он, таясь, вышел на балкон-лоджию. Маленькие-маленькие Казарян и
Кузьминский, стоявшие на углу Гоголевского бульвара и Гагаринского,
заметили его. Больше здесь делать нечего. Совершив инспекторский - не
оставил ли следов своего пребывания - обход, он открыл на щель дверь,
осмотрелся, выскочил из квартиры, закрыл ее и рванул к любимой своей
лестнице. На ходу сняв Варварины сильно маловатые ему меховые перчатки, он
расслабленно, с чувством хорошо исполненной работы, спустился вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98