Весь мой стол перевернул, мерзавец.
- Спасибо, Василий Константинович. Скажите, а ребята стакан и
графинчик смотрели?
- Смотрели, смотрели. Сказали, что отпечатков нет, в перчатках, мол,
работал.
Смирнов прошел в спальню, куда уже переместилась группа. Старший
вопросительно посмотрел на него.
- По-моему, Скачок, - поделился своими соображениями Александр.
- По-моему, тоже, - саркастически согласился старший.
- Высокий профессионал. Работал в перчатках, ни одного пальчика.
Замок отжат мастерски, взято все по точному выбору.
- Скажите, - робко поинтересовался писатель, - почему когда вот
здесь, в спальне, стояли прекрасные кожаные чемоданы, он, для того, чтобы
уложить вещи, полез на антресоли и достал драный фибровый?
Из-за спины писателя Казарян дал нужные разъяснения:
- Чтобы все соответствовало, товарищ писатель. Вор чемодану и чемодан
вору.
- Не понял, - обернулся к Казаряну писатель.
В ватнике и кирзачах и с заграничным чемоданом, представляете?
Лакомый кусок для любого милиционера.
- Теперь понял! - ужасно обрадовался писатель.
- Мы вам не нужны? - спросил у старшего Смирнов.
- Да уж как-нибудь обойдемся.
- Эксперта я вам оставлю. А мы, Рома, с тобой пойдем погуляем.

На улице встретили недовольного Семеныча и удрученного Верного.
Семеныч, чтобы избежать подначки, начал первым:
- Вы бы еще нас на улицу Горького вывели или на площадь Свердлова!
Найдешь тут! Только собаку нервируют.
- Докуда хоть довел? - миролюбиво поинтересовался Александр.
- До Беговой. А там уж полный бардак, только нюх собаке портить.
Смирнов посмотрел на Верного. Тот, будто понимая, виновато отвел
глаза.
- Не унывай, кабыздох!
- Собачку не смей обижать. Если что - я виноват, - сказал Семеныч.
Ничего не ответив, Смирнов ободряюще похлопал того по спине и вместе с
Казаряном пошел дальше. Они пересекли Беговую и поплелись вдоль церковной
ограды стадиона Юных пионеров. Из-за угла выползал трамвай. Двадцать
третий номер.
- А ну-ка покажи, как от тебя Цыган ушел! - требовательно предложил
Александр.
- А вот так! - заорал Казарян и с ходу набрал немыслимую скорость.
Хотел вспрыгнуть на подножку, хотел, чтобы этого не смог сделать Смирнов,
хотел уехать один, показал кукиш оставшемуся Александру. Казарян вспрыгнул
на первую площадку прицепного вагона и торжествующе обернулся. Смирнов из
последних сил бежал рядом с последней площадкой. Успел-таки, зацепился,
прыгнул на подножку, глянул на Казаряна и показал ему кукиш. Роман
ликующим криком вопросил:
- Куда едем, Саня?
- За кудыкину гору! - весело ответил Александр.
За счастье - стоять на подножке мотающегося вагона и весело
перекрикиваться с приятелем, стоящим на другой. Это счастье - ехать по
знакомой, привычно любимой Москве, где они - ее истинные жители. Это
счастье - ни о чем ни думать и лицом ощущать плотный несущий на тебя
воздух. Молодые были еще тогда, здоровые...
Они пересекли Ленинградское шоссе и по Дворцовой аллее вышли к устью
Красноармейской улицы. Справа, на отшибе и от Красноармейской, и от
высоких прекрасных деревьев причудливых аллей, рядом со складом,
расположенным в бывшей церкви стиля ампир, стояла обширная пивная.
Смирнов распахнул дверь, и они через предбанник проникли в помещение.
Переполненная лишь в дни футбольных матчей, когда болельщики в
предвкушении невиданного зрелища сдерживали свое возбуждение употреблением
горячительных напитков до и расшатанную непредсказуемыми перипетиями игры
психику теми же напитками после, пивная эта в обычные дни посещалась лишь
немногими завсегдатаями.
Двое офицеров-летчиков торопливо допивали пиво. Допили и стремительно
удалились. А другая пара застряла ненадолго: молодые инженеры-конструкторы
из ильюшинской шарашки, приняв по сто пятьдесят, бурно спорили по
производственным вопросам. В углу щурился от удовольствия только что
захмелевший алкоголик.
За стойкой у сатуратора несла бессменную вахту буфетчица Дуська. К
ней, весь сияя от возможности лицезреть такое, и направился Александр.
- Сколько же ты лет за стойкой, добрая душа! - произнес он
проникновенно и повернулся к Роману. - Помню, как она меня еще
несовершеннолетнего жалела! Не положено вроде, ан нет, пожалеет пацана,
нальет.
- Несовершеннолетним спиртные напитки запрещено продавать, - сурово
сказала Дуся.
- Ты что, не узнала меня, Дусенька?
- Узнала, Санечка. По шуткам твоим нахальным узнала.
Александр был совсем рядом. Облокотился о стойку, грустно так
посмотрел ей в глаза.
- Что ты у него купила, Дуся?
- Не понимаю, о чем вы, Александр Иваныч.
- Ого, официально, как на допросе! И сразу с отказа. А если шмон с
понятыми? Если найду? Соучастницей пущу, Дуся.
Дуся тут же уронила слезу. Крупную, умелую. Смирнов ждал. Она достала
из рукава кофты платочек, промокнула глаза, и высморкалась.
- Ничего я у него не покупала. В залог взяла.
- Покажи.
Она выдвинула денежный ящичек и положила на стойку кольцо с зеленым
камнем. Подошел Казарян, глянул на кольцо через Сашино плечо, удивился:
- Вполне приличный изумруд. Вполне, вполне.
- Изумруд, не изумруд, а на золоте - проба.
- Сколько ты ему за кольцо отвалила? - ласково спросил Александр.
- Я не покупала, я в залог. Сто пятьдесят ему налила.
- Ты мне зубы не заговаривай. Сколько?
- Двести рублей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69