Игра становилась скучной. Слишком легко Андрей заглотнул крючок. Алик
смотрел на Яну и Виктора, не понимая, что они - муж и жена. Виктор
блаженно разглядывал абажур - он уже был пьян. Яна не смотрела на него, не
интересовалась им, не беспокоилась за него. Она с ожиданьем смотрела на
Диму, который, трогая гитару, подбирался к песне.
- Я пойду, - сказал Алик и встал из-за стола. Еще было много водки,
еще было десять часов вечера, еще были впереди разговоры и укромные минуты
с Яной - всего этого было жалко, было жалко себя, но Алик еще раз сказал:
- Я пойду.
И вышел в коридор темной коммунальной квартиры. В коридоре было
пусто. Пожилые соседки любили Андрея за красоту и интеллигентность и
старались не мешать его досугу.

Алик медленно одевался и слушал, как за близкой дверью Дима наконец
запел: "Сегодня Сонечка справляет аманины". В комнате дружно рявкнули
припев, дверь отворилась, и в коридор вышла Яна.
- Алик! - позвала Яна. Ее слегка шатнуло. Она плотно прикрыла дверь
и, вплотную подойдя к полупьяному Алику, внятно спросила: - Ты любишь
меня, Алик?
Он обнял ее, ощутив где-то у солнечного сплетения ее упругие и мягкие
груди, она нашла слабыми мягкими, готовыми на все губами его рот, и ему
показалось, что он любит ее. Но сказать об этом вслух он не мог, не
хотелось. Задохнувшись, Яна оторвалась от Алика, ударив его кулаком в
грудь (больно), и сказала:
- Ты люби меня, Алик. А мне тебя любить грешно. Грешно. Грешно. - И
пошла в комнату.
Из раскрытой двери шибанул табачный дух. Войдя за ней в комнату уже в
пальто, Алик отыскал на столе чистый стакан, наполнил его до краев и
выпил. Водка долго ходила от кадыка к желудку, потом улеглась и произошел
удар, которого он ожидал. Ноги-руки сделались податливыми посторонним
влияниям, в ушах зашумело, мысли разбежались в разные стороны, и он
оказался на воздухе. Чистый воздух тоже ударил по слабому месту - по
голове.

Алик шел по пустынной и мокрой улице Чернышевского, с удовольствием
ощущая, как ноги его, шагающие по лужам, уже промокли. Он бесконечно шел к
Садовому кольцу, постоянно удивляясь, что во многих окнах небольших
московских домов особенно ярко горит при дожде свет. Он поднимал к этим
окнам лицо, умильно чувствуя, как капли дождя стучат по его щекам.
По еще не позднему Садовому кольцу шуршали машины и троллейбусы.
Улица была похожа на Москву-реку. В ней отражались фонари, она блестела
под фонарями. Переходить Садовое кольцо не хотелось. Не хотелось окунаться
в Москву-реку. Алику становилось холодно. Трезвел.
И слава богу. У круглосуточно работающего продмага (людей в нем было
немного) он пересек Садовую Черногрязскую и пошел Старой Басманной, ныне
Карла Маркса улицей. Дождь поутих, а Алик протрезвел и с радостью стал
узнавать свой путь. От церкви Никиты-великомученника, через Разгуляй, по
еле заметному спуску - к Елоховскому собору, мимо Доброслободской, мимо
МИСИ. Он теперь понял, куда идет. Он шел к трамвайной остановке у метро
"Бауманская", чтобы на трамвае доехать до дома. И пешком, через
железнодорожный переход у Спартаковской можно, но, трезвея, он уставал.
Лучше трамваем.
У трамвайной остановки дождь опять припустил. Но, к счастью, уже
скрежетал по Немецкой расплывчатый в дожде трамвай. Не тот, конечно, не к
Сокольникам, а к Комсомольской площади, но не ждать же под ливнем. К
Красносельской, а там до кинотеатра "Шторм" рукой подать. Трамвай был
новенький, одновагонная коробочка. Алик влез в него.
"Обилечивайтесь!" - тут же предложила пожилая кондукторша, и Алик,
как говорится, обилетился. Кондукторша объявила: "Следующая - Девкины
бани!" Объявила и не за веревку дернула, - на кнопку нажала. Технический
прогресс. Алик стряхнул дождь с волос, с бровей (Был, пижон, без кепки) и
уселся. Было где сесть, хотя народу довольно много: работяги с вечерней,
железнодорожные пассажиры к поздним поездам на Казанский, Ярославский,
Ленинградский вокзалы, продавщицы из только что закрывшихся магазинов.
Трамвай постоял у светофора на Бакунинской и наконец тронулся.
- Девкины бани! - выкрикнула кондукторша, и трамвай остановился.
Никто не вышел, а вошли трое.
Один пробежал вагон и распахнул дверцу кабины вагоновожатого. Второй
остался возле кондукторши и вытащил из кармана пистолет. Третий, совсем
молоденький, спросил у того, что с пистолетом:
- Начинать?
- Подожди, - отчеканил тот, раскрыл кондукторскую сумку и выгреб из
нее деньги. Те, что бумажками. Криком приказал дальнему, тому, что
показывал нож вагоновожатому:
- Вели извозчику, чтобы без остановок до моста! И чтоб помедленней!
Трамвай неспешно покатил. Вооруженный пистолетом обратился к
пассажирам:
- Гроши и рыжевье, кольца там, часики - огольцу сдавайте!
Молоденький пошел по рядам. Делать нечего - отдавали. Оголец
злодействовал: обыскивал, если ему казалось, что не все выложили, -
покрикивал. С молодым пижоном поменялся кепками, ему водрузил на самые уши
свою замызганную, а себе на голову возложил его новенькую лондонку.
Сейчас подойдет оголец и станет шарить у него в карманах, а он будет
покорно сидеть, растопырясь, как на гинекологическом кресле. Прелестная
картинка: чемпион Москвы по боксу на гинекологическом кресле. Главное -
пистолет, пистолет!
- А тебе, что, особое приглашение нужно? - кинул ему оголец, румяный
и нахальный от опасности малолетка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69