Девочки, выходите за меня замуж!
Тимка попытался было облапить ближайшую, но отдернул руку, потому что
девицы вдруг оглушительно рявкнули частушку:
Цветет в Тбилиси алыча
Не для Лаврентья Палыча,
А для Климент Ефремыча
И Вячеслав Михалыча!
- Тима, я пойду, - попросился Алик.
- Не понимаешь своего счастья, а еще высшее образование имеешь! Нет,
весь я не уйду! - решил Тимка и сделал Алику ручкой! Гремели частушки!
Спать не хотелось, и Алик пошел по деревне. Он шел по шоссе, считая
звонкие свои шаги и дошел до окраинного холма, где гулял ветер. Он стоял
на ветру, спиной к деревне и слушал далекие частушки, шум деревьев,
печальный паровозный крик. Что-то ткнулось ему между лопатками, и сердце
оборвалось от ужаса. За спиной стояла Ася. Она была в резиновых тапочках,
вот в чем дело. Она протянула ему руки, и он взял их в свои.
- Саша, Саша, - сказала она, и он задохнулся.
Потом они лежали на его куртке. Под курткой была свежескошенная
трава, и пахла она позабытым детством. На востоке небо уже серело, а
звезды блекли. Ася мерзла и старалась спрятаться в его руках, в его ногах.
И говорила с закрытыми глазами.
- Я счастливая сегодня. А ты?
- А я ушел от своего счастья. Так сказал Тимка.
- Тимка - дурак и нахал. Не обижай меня, Саша.
- Глупенькая моя, - сказал он, потому что это надо было сказать.
- Я хотела этого с тобой, - призналась она.
- Тебе холодно. Пойдем, я провожу тебя, - предложил он. Ася
вздохнула, открыла глаза, жалко улыбнулась и села.
- Пошли.
У избы он поцеловал ее. Она вяло ответила и ушла. До своей избы он
бодро бежал и с радостью проник в вонючее тепло.

Алик трясся на тракторной телеге и жалел себя. Жалел, потому что по
глупости не взял из Москвы резиновых сапог, потому что выпитое натощак
молоко бурчало и переливалось в животе, потому что на жестком неровном
тюфяке спал всего три часа.
Лес был хорош. Трактор остановился. Алик спрыгнул на землю, и ботинки
его ушли в зеленую траву и невидимую воду.
- Я ж говорил: без резиновых сапог не проживешь! - обрадовался Тимка.
- Много говоришь, Тимофей, - сказал пожилой щуплый мужик и протянул
Алику пару высоких галош. - Для тебя прихватил, если грязно будет.
- Много говоришь, Тима, много говоришь! - Алик ликовал и влезал в
галоши. - Уж не знаю, как благодарить, Петрович.
- Веревочкой подвяжи, грязь галоши засасывает. Опять одни ботиночки
останутся. - Петрович протянул Алику кусок бечевки.
- Спасибо, Петрович, полбанки с меня.
- С ним разопьешь. - Петрович ткнул пальцем в Тимкин живот и отошел к
трактористу, который, отыскав место повыше и посуше, обихаживал там себе
ложе из брезента, для того, чтобы лежа, с комфортом наблюдать, как будут
корячиться с бревнами нахальные языкастые москвичи.
- Ну, Александр, отмочил ты с банкой! - Тимка кис со смеху. -
Петрович же запойный! Он и в деревню ехать согласился, чтобы ее, заразу, и
не нюхать!
- Предупредить не мог? - обиделся Алик.
- Не успел, - оправдался Тимка. - Ну-с, граждане, белыми ручками за
черные бревна, и - раз!..
Бревна лежали вразброс. Как срубили их осенью, как очистили от
ветвей, так и оставили. Бревна привыкли здесь, вросли в вялую серую землю.
Сначала раскачивали и выворачивали из земли, потом тащили по
скользкой траве, затем по двум слегам закатывали на тракторную телегу. За
полчаса вшестером - девять кубов.
- Колхозник! - крикнул Тимка трактористу. - Заводи кобылу!
Тракторист сложил брезент и нехотя побрел к машине. Москвичи
вскарабкались на телегу: застучал мотор, и поезд потихоньку тронулся.
Тракторист, видимо, хотел объехать разбитую в дым свою же колею, и поэтому
взял левее - ближе к спуску в овраг, но не рассчитал, и телега, которую
занесло на повороте, боком поползла вниз, сметая мелкие кусты и завалы
хвороста. Москвичи в веселом ужасе прыгали с телеги.
- Совсем одичал, крестьянский сын?! - злобно осведомился Тимофей.
Тракторист, видя, что телега остановилась, упершись в единственное
дерево на склоне, заглушил мотор. Все закурили от переживаний. Некурящий
Петрович от нечего делать пошел смотреть, что с телегой.
- Мужики, сюда! - вдруг крикнул он.
Сметя хворост и проскользив до дерева, телега открыла вход куда-то,
прикрытый дощатой крышкой. Тимка догадался:
- Блиндаж еще с войны!
Только сейчас Алик понял, что мягкие, заросшие травой углубления по
овражному берегу - окопы сорок первого года.
- Дверца-то никак не военная, свежая дверца-то! - возразил Петрович.
Решительный Тимка подошел к дверце и открыл ее. Из темной дыры вырвалась
стая энергичных золотисто-синих крупных мух и удручающая вонь. Тимка зажал
ноздри, шагнул в темноту и тут же, не торопясь, вновь объявился.
- Ребята, там - мертвяк, - сказал он.
- Шкелет, что ли? - спросил тракторист.
- Шкелет не воняет, - ответил Тимка.
- Что ж это такое, что ж это такое?! - завопил тракторист.
- Сообщить надо, - решил Петрович.
- А ты не врешь? - вдруг засомневался тракторист. - Знаем ваши
московские шуточки! - и радостно кинулся в блиндаж. И тут же выскочил из
него, заладив по новой: - Что ж это такое, что ж это такое?..
- Мы здесь покараулим, чтоб все было в сохранности, а ты дуй в
деревню и сообщи по начальству, - приказал ему Алик.
Первым прибежал высокий, с виду городской парень. Задыхаясь от
быстрого долгого бега, он выкрикнул:
- Где?!!
- А ты кто такой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69