- Берет любой звук в этих трех помещениях вплоть до шепота.
- Шепот, робкое дыхание... - бормотал Смирнов.
- И робкое дыхание тоже, - заверил Вадим. - Аппаратура первоклассная, на Западе часто используется при промышленном шпионаже. Но ничего особенного, не ноу-хау. Так что меня ничем не удивили.
- Тебя удивишь, - почему-то недовольно то ли похвалил, то ли осудил Смирнов и неожиданно встрепенулся: - Мы тут треплемся вовсю, а Берта включила аппаратуру и пишет наши секретные разговоры, зараза!
- Такого не может быть, - строго и без колебаний возразил Вадим. - Все контакты заблокированы.
- Ты ничего там не повредил? - забеспокоился Смирнов.
- Александр Иванович, - протяжно укорил его Вадик.
- Молчу, шеф, молчу! - охотно сдался Смирнов.
Разговор шел на кухне. Смирнов и Вадик сидели за столом друг напротив друга, глаза в глаза, а в малом отдалении, подперев щеку кулаком, пригорюнилась Даша. И слушала их, и не слушала. Но паузу уловила. Сказала, жалуясь:
- Что ж это за напасть такая? Одни предатели кругом, одни предатели!
- Я могу тебя неправильно понять, Дарья, - сурово предупредил Смирнов.
- Да вы-то тут при чем? - отмахнулась она. - Я же сама, сама их в товарищи выбирала. И выбрала, идиотка! Почему так, Александр Иванович?
- Ну, идиотка - это слишком сильно сказано. Но то, что ты малость тщеславная и сильно доверчивая дуреха, - это уж наверняка. Как тебе пофартило, так ты сразу и поплыла по ласковым и теплым волнам, не замечая, что и волны, и искусственное море устроили тебе те, кто сладко кормится около беспечной пловчихи.
- Как же мне теперь с Бертой разговаривать?! - мучительно простонала она.
- Сейчас я с ней побеседую с полчасика, а потом вернусь и сообщу, как надо тебе с ней разговаривать, - подчеркнув слово "надо", пообещал Смирнов и встал. - Вы меня здесь подождите.
- У меня времени в обрез, - предупредил деловой Вадик.
- У меня тоже, - жестко оборвал его Смирнов и ушел к Берте.
Берта успела повернуться лицом к стене, обратив к Смирнову мощное, полукругом, бедро. На звук открываемой двери не отреагировала. Он чувствительно, но без злости, хлопнул по этому выдающемуся бедру. Хотел было сказать нечто издевательское, но замер вдруг, скользящим взором поймав неживой остановившийся взгляд. На прикроватной тумбочке со своей фотографии смотрел на него высокомерный и обаятельный Олег Радаев.
* * *
Хоронили Михаила Семеновича Кобрина на еврейской половине кладбища. Не по строгому обряду, а как положено теперь хоронить богатеев всех рас и национальностей. Сначала - венки. Не совковые, бюрократические привычные из тяжелой хвои, с химически яркими искусственными розами и кумачовыми с казенными словами лентами, а некие экзотические гирлянды из живых цветов, подобные тем, которыми украшали в Индии в былые времена знатных гостей. Потом - гроб. Не красно-черное чудище, которое в финале заколачивают плотницкими гвоздями, а некое сложное сооружение из красного дерева, напоминающее ампирный комод и царскую карету одновременно: с бронзовыми ручками, с бронзовыми защелками, в непонятных, почти каббалистических золотых прибамбасах.
И, наконец, процессия. Процессия, которая вела свою родословную от бесконечной кавалькады иномарок, приползшей к кладбищу медленной змеей. Кому холодно, те в строгих английских плащах, кому терпимо, те в траурных черных костюмах. Немногочисленные дамы исключительно в черном. Черная кожа, черные меха, черные кружевные платки, черные шляпки, черные вуалетки и подведенные черным сосредоточенно горестные глаза.
Как это у обыкновенных? Загнать катафалк по дорожке поближе к могиле, быстренько подтащить гроб к неряшливой яме, для порядка дать поговорить двоим-троим, послушать в скорби пятерку медных дударей. Окрыленные предстоящими чаевыми могильщики быстренько закидают яму землей, поклониться холмику - и на поминки.
Не так, не так у больших!
Коллеги усопшего - продюсеры и менеджеры Иван Емцов, Вагиз Нигматуллин, Денис Яркин, Савелий Бакк, Борис Гуткин и Олег Радаев несли гроб на плечах от самых ворот кладбища, не думая о своем здоровье и не жалея сил. Правда, рядом с каждым шагало по быку, которые богатырскими ладонями принимали основную тяжесть на себя. Но все это - мелочь, мелочь, которую друзья покойного не принимали во внимание, ибо их горе было безгранично.
За гробом шла, спешно прибывшая из-за границы, вдова, окруженная малозначительными родственниками, ревниво оберегавшими ее право на безмерные страдания.
Шеренгами шли артисты. Склоненные головы, прижатые к груди руки, безнадежно опущенные плечи, остановившиеся, не могущие понять, откуда такая несправедливость, глаза...
Портил все неорганизованный, недисциплинированный, в странную премешку хвост.
* * *
Вот они! Пришли-таки, засранцы. Смирнов с палочкой, наглая рожа Кузьминский, Сырцов, осторожно ведущий под руку Дарью. Казарян со Спиридоновым не соизволили. Конечно, и этих бы было достаточно. Но сегодня не до них. Сначала безопасность, а возвращение долгов на потом.
Жаль, что идут в хвосте. Ничего не поделаешь, они эпизодические персонажи в этом спектакле. Да и в его спектакле тоже. Пока.
Он стоял за памятником с шестиконечной звездой и надписью на иврите, который по необъяснимому желанию заказчика и по извращенной фантазии скульптора-архитектора был подобен древнекельтским сооружениям из трех каменных столбов. Весьма удобно для скрытого наблюдения. Памятник этот стоял неподалеку от ворот и, когда неорганизованный хвост торжественной процессии миновал памятник, он направился к выходу, шагая в такт замедленной поступи несущих гроб и подсчитывая шаги - свои и несущих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128