А собственно, почему вы считаете эту книгу пос-
редственной? Мы считаем эту книгу талантливой и хорошей. И
при этом еще вполне правильно добавлять, что в литературе
должны существовать разные вкусы. Вроде бы и не оспорить. Но
это только если не понимать механики литературной оценки.
Да, действительно, вопрос о качестве произведения теорети-
чески неразрешим. Да, действительно, критериев художествен-
ности не существует. Но, являясь неразрешимым теоретически,
практически этот вопрос решается довольно легко. Те, кто ра-
ботал в науке, наверное, знают, существует метод оценки яв-
лений, не поддающихся количественному анализу. Это метод не-
зависимой экспертизы. Несколько квалифицированных экспертов
независимо друг от друга оценивают какие-либо параметры, за-
тем выводится средняя, и на эту среднюю можно уже опираться
как на достоверную математическую величину. Я сам работал
таким экспертом и знаю, что ошибка здесь составляет в самом
худшем случае пять процентов от условно выбранной математи-
ческой единицы.
Нечто сходное присутствует и в литературе. Существует ав-
торитетный Экспертный совет, непрерывно оценивающий вновь
появляющиеся произведения. Этот Экспертный совет может быть
оформлен структурно, и таким Экспертным советом, на мой
взгляд является жюри премии "Странник", но он может и струк-
турно не оформляться и тогда присутствует в виде мнения,
складывающегося в профессиональной среде. Тут все просто до
чрезвычайности. Если десять хороших писателей говорят, что
книга хорошая -- значит, она хорошая. Если же они говорят,
что она плохая -- значит, она плохая. И все. Споры возни-
кают лишь в тех редких случаях, когда книга оказывается в
интервале, отделяющем художественную литературу от посред-
ственной. Но само наличие книги в таком интервале несомнен-
но уже свидетельствует о ее литературной локализации. Гру-
бые ошибки здесь исключаются, потому что в профессиональной
среде непризнанных гениев нет.
4
Избежать литературной войны, по-видимому, невозможно.
Лучшая часть фантастики всегда будет стремиться к выделе-
нию самой себя из массы посредственной литературы, таким об-
разом отстраняя всех остальных. В свою очередь авторы низко-
го вкуса никогда не смирятся с тем, что их деятельность не
получает признания.
Рассуждения о мире в литературе, которые иногда приходит-
ся слышать оторваны от реальности. Они очень напоминают мне
те доклады, те ужасные выступления по телевидению, те
статьи, что нам всем приходилось читать и слышать в застой-
ные годы. Если отбросить обязательную риторику, то вся суть
их сводилась к следующему: нас, во-первых, призывали писать
хорошо и талантливо, а во-вторых, призывали жить дружно, так
сказать, единой семьей советских писателей. Я ни разу не
слышал, чтоб призывали писать бездарно и плохо или чтоб при-
зывали ссориться и враждовать друг с другом. То есть, все
было правильно. Нечего было возразить. Но при этом и доклад-
чик, и слушатели понимали, что под "хорошо и талантливо"
подразумевается воспевание развитого социализма, а под "жить
дружно, не ссориться" -- безусловное подчинение литератур-
ным секретарям.
Это была демагогия.
Нечто подобное, как мне кажется, представляют собой и ны-
нешние рассуждения о мире в литературе. О каком, собственно,
мире идет речь? Нет мира вообще. Есть мир лишь на определен-
ных условиях. И когда представитель низкого вкуса рассуж-
дает о мире в фантастике, то под этим подразумевается: приз-
найте нас, согласитесь, что наши произведения -- тоже лите-
ратура, допустите нас в номинации и в жюри, дайте право ре-
шать, что хорошо, а что плохо. Проще говоря, станьте такими
же. Уничтожьте демаркационную линию. Уничтожьте границу меж-
ду литературой и чтивом. Вот о чем идет речь. Речь идет о
мире на условиях низкого вкуса.
Это вовсе не мир. Это -- капитуляция.
Дело здесь не только в квалифицированном читателе, кото-
рого мы теряем,-- новая фантастика сама ведет изнуряющую
борьбу за признание ее со стороны реалистической литературы.
Всем известно, что на фантастике стоит клеймо второсортнос-
ти. Стало устойчивым использование клише: "детективы, фан-
тастика и прочее низкопробное чтиво". Критика фантастики не
замечает. Как бы заранее предполагается, что здесь ничего
приличного быть не может. Все, наверное, сталкивались с си-
туацией, когда книга российского автора отвергается просто
потому, что это -- фантастика, но одновременно признаются и
анализируются произведения -- да, конечно, реалистические --
но по своему литературному исполнению уступающие лучшим кни-
гам современных фантастов. Вся фантастика скомпрометирована.
Я не знаю, удастся ли каким-то образом реабилитировать жанр
-- например, Стругацким это не удалось -- но в условиях
борьбы за признание, что, конечно, является борьбой и за вы-
живание тоже, мы не можем согласиться на лидерство литера-
турной посредственности. Потому ни один современный критик,
ни один настоящий писатель, ни один так называемый деятель
литературы никогда не будет вникать в наши внутренние отно-
шения. О фантастике как о жанре безусловно будут судить по
внешним ее проявлениям. И если э т о считается в фантастике
лучшим, значит, остальное просто бурда, и все разговоры о
том, что фантастика это литература, бессмысленны. Ситуация
чрезвычайно проста. Либо мы соглашаемся, что фантастика --
это второсортное чтиво, и тогда конкурируем с Гаррисоном,
заведомо проигрывая ему, либо мы конкурируем с реалистичес-
кой литературой, где, конечно, ничтожные, но шансы все-таки
есть, но тогда мы обязаны достаточно ясно дистанцироваться
от литературной посредственности.
1 2 3 4 5