Разумеется, Зверя она и в глаза не видывала. Но, чтоб помнить, не
обязательно видеть его. Что-то каменное. Что-то очень громоздкое.
Лошадиная морда, составленная из кирпичей. Два крыла, грохот лап,
будоражащий мостовую. И гранитный неровный тупой серозубый оскал - полный
рыканья, дыма и плотского нетерпения. А глаза - точно фары из выпуклого
стекла. Деревянные скулы, в которых сквозит паутина. - Он, наверное, очень
добрый, - неожиданно заключила она.
Было ясно, что она почти ничего не соображает. Платье у нес
расстегнулось, и проглядывал лифчик на бледной груди. С правой вывернутой
ноги слетела босоножка. Впрочем, персонификация Зверя могла представлять
интерес. Было бы, вероятно, забавно свести ее с Леней Курицом и потом
посмотреть, как Куриц, поправляя очки - надрываясь и кашляя, выдавливает
из нее информацию. Информации здесь было, по-моему, с гулькин нос. Но ведь
Курица не остановят подобные затруднения. Он достанет свою знаменитую
папку, беременную от бумаг, сварит кофе, закурит тридцатую в этот день
сигарету, строгим голосом предупредит об ответственности за ложь и затем
будет спрашивать, спрашивать - пока не вывернет наизнанку. Между прочим, и
для нашей Комиссии она могла бы представлять интерес. Мысль об этом
мелькнула у меня и тут же пропала. Потому что до разбора в Комиссии было
еще далеко. Заунывный пронзительный скрежет донесся со стройплощадки. Я
увидел, что приходит в движение башенный кран: чертов палец стрелы его
медленно повернулся, а на тросах под ним был привязан чугунный шар - будто
мертвое солнце, бесшумно проплыл он по небу и закончил свой тягостный,
свой невероятный размах тем, что врезался в бетонное здание, стоящее
наособицу - окруженное грязным волнистым кривым частоколом лесов. Я
невольно, как будто во сне, обернулся к полковнику. Но полковник был мертв
и уже ничего не мог предпринять. Стенка здания покачнулась и с грохотом
рухнула. Заклубилась, как облако, темная душная пыль - расползаясь и
накрывая собою окрестности. Подавляя - один за другим - фонари. Но ее
вдруг прорезали огни милицейских мигалок. Синий блеск заметался по окнам
оторопевших домов - те из них, что желтели бессонницей, сразу погасли. А
из улиц, сходящихся к Саду, раздались шипенье и лязг. Это, как крокодилы,
вдруг выскочили два транспортера. И солдаты, горохом посыпавшиеся с
бортов, побежали - ощерясь оружием и фонариками.
Завопила сирена, вонзаясь в глухой небосвод. Вероятно, уже начиналась
локализация зоны "явления". Управление безопасности было сегодня на
высоте. Слава Богу, что горисполком научился работать. Но, с другой
стороны, это значит, что - стягивается кольцо. У меня оставались какие-то
считанные минуты - чтоб пройти оцепление и вырваться из мешка. Я сказал
резким шепотом, непрерывно оглядываясь: Значит так, от меня не отставать
ни на шаг... Не кричать, не шарахаться, главное - не мешаться... В общем -
делай, как я, и, пожалуйста, не возражай... Извини, будешь рыпаться, я
тебя просто - брошу... Я надеюсь, что ты меня поняла?.. - Маргарита
кивала, но чувствовалось, что - не понимает. И, однако, тихонечко поползла
- вслед за мной. И, по-моему, даже надела слетевшую босоножку. Мы
раздвинули кромку кустов, обрамляющих сквер. Тусклым сдвоенным лезвием
гнулись трамвайные линии. И горел одинокий фонарь перед спуском с моста. А
под деревом, прячась в тени, затаился солдат с автоматом. Мы, наверное,
сразу же напоролись бы на него. Только, к счастью, он в этот момент
шевельнулся, и каска блеснула. Значит, путь напрямик был для нас
безусловно закрыт. Мне совсем не хотелось сейчас объясняться с солдатами.
Объясняться с солдатами - было вообще ни к чему. Прикрываясь разросшимися
кустами, мы перебрались на стройплощадку. Там царил малярийный искрящийся
мерклый болотный туман. Будто морось. Расплывчатый и нерезкий. Размывающий
контуры плотной своей пеленой. Словно воздух немного светился от радиации.
Громоздились бетонные блоки и кирпичи. Рыбьей серостью пучились брошенные
мешки с цементом. Маргарита споткнулась и рухнула на один из них.
Вероятно, ушиблась, но даже не застонала. Лишь размазала по лицу ядовитую
белую пыль, невесомые хлопья которой немедленно отвердели. Но, наверное,
все-таки что-то произошло. Незаметное. Какое-то легкое потрясение. Штабель
досок, торчащих концами, вдруг, расползаясь, осел. И сама по себе
крутанулась рифленая ручка лебедки. А за пяльцами голых ободьев вдруг
выпрямился человек.
Он был длинный, растянутый светом прожектора, угловатый, нелепый, с
локтями, приподнятыми до плеч, беззащитный, в костюме и даже при галстуке
- из кармашка белел уголок носового платка, и сияли очки на костлявом
горбу переносицы, стекла их были точно залеплены молоком, абсолютно слепые
- все от того же прожектора, и дрожал, выступая, ухоженный клинышек
бороды. Я в мгновение ока рассмотрел это все до мельчайших подробностей. -
Что?!.. Дождались Пришествия?!.. - выкрикнул человек. - Храм Подземный!..
Трясина и топи в подвалах!.. Крысы - синего цвета!.. Репейник на
площадях!.. Шелестит, разгораясь страницами. Апокалипсис!.. Кровь, как
мертвое время, сочится из букв!.. И ложатся на камни - все новые, новые
мумии!.. - Козлетон его высверлил небо, сорвавшись на визг. Это был, если
только я не ошибся, профессор. То есть, тоже сосед, из квартиры напротив
моей, - дней, наверное, пять, как пропавший на стройплощадке.
1 2 3 4 5 6 7