В эту минуту из дальней комнаты доносится шум ссоры. Она продолжается некоторое время, потом прекращается. Любовь уже было начала говорить, но в эту секунду распахивается дверь и влетают Татьяна и Александра. Они говорят, перебивая друг друга.
Татьяна, Александра. Ой, Люба! Ты слышала? Отец с Михаилом – ой! – простите! мы ничего!
Они едва вошли, как уже вышли. Станкевич приготовился говорить, но в эту секунду поспешно входит Варвара.
Варвара (не останавливаясь, говорит Любе). Теперь он вообразил, что он Господь Бог.
Варвара пересекает комнату и уходит. Станкевич окончательно теряет смелость и собирается уходить.
Любовь. Так вы уже завтра в Москву?
Станкевич. Да. (Выпаливает.) Вы давно не появлялись в философском кружке. Нам не хватает… женского взгляда.
Любовь (неудачно). А что, Натали Беер больше не ходит?
Станкевич (неправильно поняв ее, холодно). Я… Я понимаю смысл ваших слов.
Любовь (в полном отчаянии) . В моих словах не было никакого смысла!
Станкевич начинает поспешно собирать книги. Любовь хватает первую попавшуюся книгу.
Могу я взять эту книгу? Почитать. (Она рассматривает название.) «Grundlegung zur Metaphysik der Sitten». Это интересно?
Станкевич. Это по-немецки.
Любовь. Ich weiss.
Станкевич. Да… да, конечно, если хотите. Но вы уже что-то читаете. Это философия?
Любовь. Нет, я не знаю. Это просто роман, Жорж Санд.
Станкевич. Философ любви.
Любовь. Да, она говорит, что любовь – это высшее благо.
Станкевич. Возможно, во Франции. Кант говорит, что благие поступки совершаются только из чувства долга, а не по страсти или сильному влечению.
Любовь. Что же, хороший поступок не может быть совершен по любви?
Станкевич. В том смысле, что тогда он не дает нам морального превосходства. Потому что, в сущности, мы совершаем его для собственного удовольствия.
Любовь. Даже если это делает счастливым другого?
Станкевич. Последствия здесь не играют роли.
Любовь. А действовать из чувства долга, если это ведет к несчастью?…
Станкевич. Да, это нравственно.
Любовь (робко). В Германии, может быть…
Станкевич (настойчиво). У Канта человека судят только по его намерениям.
Любовь (все еще робко). Дурак тоже может действовать из лучших побуждений.
Станкевич (взрывается). И действует! Откуда мне было знать, что Натали Беер ошибочно истолкует мои намерения? Я говорил с ней только о философии!
Любовь. Да, и надо быть дурой, чтобы повторить эту ошибку. (Достает маленький перочинный ножик и протягивает ему.) Я нашла – вот. Это, кажется, ваш перочинный ножик.
Станкевич. Мой? Нет, это не мой.
Любовь. Как, разве вы не теряли такой?
Станкевич. Нет. (Пауза.) Возможно, мне бы стоило такой иметь.
Любовь. Может, возьмете…
Михаил врывается в комнату. На каждом плече у него по набитой сумке.
Михаил. Мы уезжаем!
Он вешает одну сумку на плечо Станкевича. В этот момент в комнату поспешно входят Татьяна, Александра и Варенька. Они говорят, перебивая друг друга, в то время, как Михаил собирает свои книги со стола и нагружает ими Станкевича.
Варенька. Мишель – ну хоть раз в жизни…
Татьяна, Александра. Не уезжай, не уезжай! Что ты будешь делать? Мы уговорим отца…
Станкевич. ЧТО случилось?
Михаил. «Dahin! Dahin! Lass uns ziehn!»
Татьяна. Когда ты вернешься?
Михаил. Никогда! (Начинает тянуть за собой Станкевича к двери, которая ведет в сад.) Я велел Семену задержать почтовых – я еду в Москву!
Варвара тоже вбегает в комнату и присоединяется к общему беспорядку.
Варвара. Ты разбил отцу сердце! Когда приедешь в Москву, пойди к Пливе и закажи еще метр серого шелка – запомнил? – серого шелка!
Михаил, Станкевич, Варвара, Варенька, Татьяна, Александра и еще двое дворовых с вещами проходят через сад, под звук общих причитаний и упреков.
Михаил. Мне не нужны родители! Я отрекаюсь от них! Они не существуют! Они меня никогда больше не увидят!
Беспорядочная процессия исчезает из виду, а затем стихают и голоса. Любовь остается одна в комнате, садится за стол. Входит Александр; замечает ее и садится рядом. Он сильно постарел с тех пор, как мы видели его в последний раз всего два с половиной года назад. Он наполовину слеп, а теперь еще и на три четверти потерял силы.
Александр. Я сам доктор философии. Мы не занимались болтовней о какой-то внутренней жизни. Философия заключается в умении умерять свою жизнь так, чтобы множество жизней могло сосуществовать с той долей свободы и справедливости, какая позволяет удерживать их вместе, а не с той, что заставит их разлететься в разные стороны, от чего вреда будет больше. Я не деспот. Для Михаила смириться с моими желаниями было бы похвально и, да, философски оправдано; для меня пойти у него на поводу было бы абсурдно и достойно презрения. Мой сын говорит, что я мучил тебя во время твоей помолвки. Тебя, мою любимую дочь. Неужели это правда?
Любовь прижимается и плачет у него на груди.
Как, должно быть, изменилась жизнь, пока мне казалось, что она стоит на месте.
Весна 1836 г
Сад и дом.
Нянька (крепостная) толкает коляску с плачущим младенцем по саду, в сторону от дома, постепенно удаляясь из виду.
Александр и Любовь на том же месте, ее голова у его груди, он перебирает ее волосы.
Любовь. У-у, чудесно, чеши сильнее.
Из дальней части сада входит Варенька. На руках у нее ноющий младенец. Татьяна толкает пустую коляску, Александра пританцовывает рядом. Все они направляются в дом.
Александра. Зачем идти в дом? Ты можешь и здесь покормить. Мы скажем, если кто пойдет.
Варенька. Ты маленький обжора, вот ты кто.
Александра. Варенька, а можно мне разок?
Татьяна. Вот дура, разве можно?
Александра. Сама дура, мне просто хочется попробовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72