Нава замолчала на полуслове. У дороги, головой в болоте, лежал
большой мертвяк. Руки и ноги его были растопырены и неприятно вывернуты, и
он был совершенно неподвижен. Он лежал на смятой, пожелтевшей от жары
траве, бледный, широкий, и даже издали было видно, как страшно его били.
Он был как студень. Кандид осторожно обошел его стороной. Ему стало
тревожно. Бой произошел совсем недавно: примятые пожелтевшие травинки на
глазах распрямлялись. Кандид внимательно оглядел дорогу. Следов было
много, но он в них ничего не понимал, а дорога впереди, совсем близко,
делала новый поворот, и что было за поворотом, угадать он не мог. Нава все
оглядывалась на мертвяка.
- Это не наши, - сказала она очень тихо. - Наши так не умеют. Кулак
все грозится, но он тоже не умеет, только руками размахивает... И на
Выселках так тоже не умеют... Молчун, давай вернемся, а? Вдруг это уроды?
Говорят, они тут ходят, редко, но ходят. Давай лучше вернемся... И чего ты
меня на Выселки повел? Что я, Выселок не видела, что ли?
Кандид разозлился. Да что же это такое? Сто раз он ходил по этой
дороге и не встречал ничего, что стоило бы запомнить или обдумать. А вот
теперь, когда завтра нужно уходить - даже не послезавтра, а завтра,
наконец-то! - эта единственная безопасная дорога становится опасной... В
Город-то можно пройти только через Выселки. Если Город вообще существует,
то дорога к нему ведет через Выселки... Непрерывно болтая, хвастаясь и
грозясь, топчутся возле этого мертвяка, а потом, не переставая грозиться и
хвастать, поворачивают от греха назад, в деревню. Он нагнулся и взял
мертвяка за ноги. Ноги были еще горячие, но уже не обжигали. Он рывком
толкнул грузное тело в болото. Трясина чвакнула, засипела и подалась.
Мертвяк исчез, по темной воде побежала и погасла рябь.
- Нава, - сказал Кандид, - иди в деревню.
- Как же я пойду в деревню, - рассудительно сказала Нава, - если ты
туда не пойдешь? Вот если бы ты тоже пошел в деревню...
- Перестань болтать, - сказал Кандид. - Сейчас же беги в деревню и
жди меня. И не с кем не разговаривай.
- А ты?
- Я мужчина, - сказал Кандид, - мне никто ничего не сделает.
- Еще как сделают, - возразила Нава. - Я тебе говорю; вдруг это
уроды? Им ведь все равно, мужчина, женщина, мертвяк, они тебя самого
уродом сделают, будешь тут ходить, страшный, а ночью будешь к дереву
прирастать... Как же я пойду одна, когда они, может быть, там, сзади?
- Никаких уродов на свете нет, - не очень уверенно сказал Кандид. -
Вранье это все...
Он посмотрел назад. Там тоже был поворот, и что было за этим
поворотом, угадать он тоже не мог. Нава что-то говорила ему, много, быстро
и шепотом, отчего становилось особенно неприятно. Он взял дубину
поудобнее.
- Хорошо. Иди со мной. Только держись рядом и, если я буду что-нибудь
приказывать, сразу же выполняй. И молчи, закрой рот и молчи до самых
Выселок. Пошли.
Молчать она, конечно, не умела. Она действительно держалась рядом, не
забегала больше вперед и не отставала, но все время бормотала что-то себе
под нос: сначала что-то про уродов, потом про погреб, потом про Колченога,
как она с ним тут ходила и он ей сделал дудку... Они миновали опасный
поворот, и Кандид уже немного успокоился, когда из высокой травы, прямо из
болота им навстречу молча вышли и остановились люди.
Ну вот, устало подумал Кандид. Как мне не везет. Мне же все время не
везет. Он покосился на Наву. Нава трясла головой, лицо ее сморщилось.
- Ты меня им не отдавай, Молчун, - бормотала она, - я не хочу с ними.
Я хочу с тобой, не отдавай меня...
Он посмотрел на людей. Их было семеро - все мужчины, все заросшие до
глаз и все с громадными суковатыми дубинами. Это были не здешние люди и
одеты они были не по здешнему, совсем в другие растения. Это были воры.
- Ну так что же вы встали? - глубоким раскатистым голосом сказал
вожак. - Подходите, мы дурного не сделаем... Если бы вы были мертвяки,
тогда, конечно, разговор был бы другой, да никакого разговора вовсе бы не
было, приняли бы мы вас на сучки да на палочки, вот и весь был бы у нас с
вами разговор... Куда направляетесь? На Выселки, я понимаю? Это можно, это
пожалуйста. Ты, папаша, ты себе иди. А дочку, конечно, нам оставь. Да не
жалей, ей с нами лучше будет...
- Нет, - сказала Нава, - я к ним не хочу. Ты, Молчун, так и знай, я к
ним не хочу, это же воры...
Воры засмеялись без всякой злобы, привычно.
- А может быть, нас обоих пропустите? - спросил Кандид.
- Нет, - сказал вожак, - обоих нельзя. Тут же кругом сейчас мертвяки,
пропадет твоя дочка, подругой славной станет или еще какой-нибудь дрянью,
а это нам ни к чему, да и тебе, папаша, ни к чему, сам подумай, если ты
человек, а не мертвяк, а на мертвяка ты вроде не похож, хотя, конечно, и
человек ты на вид странный...
- Она же еще девочка, - сказал Кандид, - зачем вам ее обижать?
Вожак удивился:
- Почему же обязательно обижать? Не век же она девочкой будет, придет
время - станет женщиной, не славной там какой-нибудь подругой, а
женщиной...
- Это он все врет, - сказала Нава, - ты ему, Молчун, не верь, ты
что-нибудь делай скорее, раз сюда меня привел, а то они меня сейчас
заберут, как Колченогову дочку забрали, с тех пор ее так никто и не видел,
не хочу я к ним, я лучше этой славной подругой стану... Смотри, какие они
дикие да тощие, у них и есть-то, наверное нечего...
Кандид беспомощно огляделся, а потом в голову ему пришла мысль,
показавшаяся ему очень удачной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11