Русалку!
- Златоуст, - произносит она ядовито, но с улыбкой. Ей приятно.
- Наточка, - говорит он. - Завтра? В "Поплавок", а? На плес, а? Как в
старые добрые времена!..
- Не выйдет, - говорит она. - Ушел кораблик. Видишь парус? И вообще
уходи. Сейчас ко мне придут.
- Эхе-хе! - Он поднимается. - Не везет мне сегодня... Слушай,
Наталья, - спохватился он. - У меня к тебе огромная просьба!
- Так бы и говорил с самого начала...
- У тебя на курсах есть такой Сеня... Семен Семенович Долгополов...
- Знаю я его. Лысый такой, из Гортранса... Очень тупой...
- Святые слова! Лысый, тупой из Гортранса. И еще у него гипертония и
зять - пьяница. А ему нужна справка об окончании ваших Курсов. Во как
нужна, у него от этого командировка зависит в загранку... Сделай ему
зачет, ради Христа. Ты его уже два раза провалила...
- Три.
- Три? Ну значит, он мне наврал. Постеснялся. Да пожалей ты его, что
тебе стоит?
- Он мне надоел, - произносит Наташа со странным выражением.
- Так тем более! Сделай ему зачет, и пусть он идет на все четыре
стороны... Пожалей!
- Хорошо, я подумаю.
- Ну вот и прекрасно! Ты же добрая, я знаю...
- Пусть он ко мне зайдет завтра в это время.

Вечереет. Феликс предпринимает еще одну попытку избавиться от посуды.
Он встает в хвост очереди, голова которой уходит в недра какого-то
подвала. Стоит, закуривает, смотрит на часы. Потоптавшись в
нерешительности, обращается к соседу:
- Слушай, друг, не возьмешь ли мои? По пять копеек?
Друг отзывается:
- А мои по четыре не возьмешь?
Феликс вздыхает и, постояв еще немного, покидает очередь. Он вступает
в сквер, тянущийся вдоль неширокой улицы, движение на которой перекрыто
из-за дорожных работ. Тихая, совершенно пустая улица с разрытой мостовой и
кучами булыжников.
Феликс обнаруживает, что на ботинке развязался шнурок.
Он подходит к скамейке, опускает на землю авоську и ставит правую
ногу на край скамейки. Вдруг авоська словно взрывается - с лязгом и
дребезгом.
Невесть откуда брошенный булыжник угодил в нее и произвел в бутылках
разрушения непоправимые. Брызги стеклянного лома усеяли все близлежащее
пространство.
Феликс растерянно озирается. Сквер пуст. Улица пуста. Сгущаются
вечерние тени. В куче стеклянного крошева в авоське закопался булыжник
величиной с голову ребенка.
- Странные дела... - произносит Феликс в пространство.
Он делает движение, собираясь нагнуться за авоськой, но затем
пожимает плечами и уходит, засунув руки в карманы.

В шесть часов вечера Феликс, подумав о еде, входит в зал ресторана
"Кавказский". Он останавливается у порога, и тут к нему величественно и
плавно придвигается метрдотель Павел Павлович - рослый смуглый мужчина в
черном фрачном костюме с гвоздикой в петлице.
- Давненько не изволили заходить, Феликс Александрович! - рокочет он.
- Дела? Заботы? Труды?
- Труды, труды, - невнимательно отзывается Феликс. - А равно и
заботы... А вот вас, Павел Павлович, как я наблюдаю, ничто не берет.
Атлет, да и только...
- Вашими молитвами, Феликс Александрович. А паче всего - беспощадная
дрессировка организма. Ни в коем случае не распускать себя! Постоянно
держать в узде!... Извольте вот туда, к окну...
- Спасибо, Павел Павлович, в другой раз... Мне бы с собой
чего-нибудь. Домой к ужину. Ну там, пару калачиков, ветчинки, а? Но в
долг, Пал Палыч! А?
- Сделаем.
Через некоторое время Феликс получает довольно объемный сверток.

Из телефона-автомата Феликс звонит на квартиру Курдюкова.
- Зоечка, это я, Феликс... Ну как там Костя?
- Ой, как хорошо, что вы позвонили, Феликс! Я только что из больницы!
Вы знаете, он очень просит, чтобы вы к нему зашли...
- Обязательно. А как же... А как он вообще?
- Да все обошлось, слава богу. Но он очень просит, чтобы вы пришли.
Только об этом и говорит.
- Да? Н-ну... Завтра...
- Нет! Он просит, чтобы обязательно сегодня! Он мне просто приказал:
позвонит Феликс Александрович - скажи ему, чтобы пришел обязательно
сегодня же...
- Сегодня? Хм... - мямлит Феликс.
- Найди его, говорит, где хочешь! Хоть весь город объезди... Что-то у
него к вам важное, Феликс. И срочное. Вы, поймите, он сам не свой. Ну
забегите вы к нему сегодня, ну хоть на десять минут!
- Ну ладно, ну хорошо, что ж делать...

Когда Феликс входит в палату, Курдюков сидит на койке и с отвращением
поедает манную кашу в жестяной тарелке. Он весь в больничном, но выглядит
в общем неплохо, за умирающего его принять невозможно. Увидев Феликса,
Курдюков живо вскакивает и так яро к нему бросается, что Феликс даже
шарахается от неожиданности. Курдюков хватает его за руку и принимается
пожимать и трясти, трясти и пожимать, и при этом говорит, как заведенный,
не давая Феликсу сказать ни слова:
- Старик! Ты себе представить не можешь, что тут со мной было! Десять
кругов ада, клянусь всем святым! Страшное дело! Представляешь, понабежали
со всех сторон, с трубками, наконечниками, с клистирами наперевес, все в
белом - жуткое зрелище...
Наступая на ноги он теснит Феликса к дверям.
- Да что ты все пихаешься? - спрашивает Феликс, уже оказавшись в
коридоре.
- Давай, старик, пойдем присядем... Вон там у них скамеечка под
пальмой.
Они усаживаются на скамеечку под пальмой.
- Потом, представляешь, кислород! - с энтузиазмом продолжает
Курдюков. - Ну думаю, все, врезаю дуба. Однако нет! Проходит час, другой,
прихожу в себя - и ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15