И дайте мне поесть кто-нибудь.
- Господи, - сказал Валькенштейн, - да я уж и не помню, когда в
последний раз водил импульсную ракету!
- Ничего, - сказал Горбовский, - вспомнишь. Послушайте, - ласково
сказал он, - дадут мне сегодня покушать?
- Сейчас, - сказал Валькенштейн.
Он извинился перед Сидоровым, снял со стола журналы и накрыл стол
хлорвиниловой скатертью. Затем он поставил на стол хлеб, масло, молоко и
гречневую кашу.
- Стол накрыт, Леонид Андреевич, - сказал он.
Горбовский нехотя поднялся с дивана.
- Всегда приходится подниматься, когда надо что-нибудь делать, -
сказал он.
Он сел за стол, взял обеими руками чашу с молоком и выпил ее залпом.
Затем он обеими руками придвинул к себе тарелку с кашей и взял ложку.
Только когда он взял ложку, стало понятно, почему он брал чашку и тарелку
обеими руками. У него тряслись руки. У него так сильно тряслись руки, что
он два раза промахнулся, стараясь поддеть на кончик ножа кусок масла.
Бадер, вытянув шею, глядел на руки Горбовского.
- Я постараюсь дать вам самую лучшую импульсную ракету, Леонид, -
сказал он слабым голосом. - Наиболее лучшую.
- Дайте, Август, - сказал Горбовский. - Самую лучшую. А кто этот
молодой человек?
- Это Сидоров, - объяснил Валькенштейн. - Он хотел говорить с вами.
Сидоров встал опять. Горбовский благожелательно поглядел на него
снизу вверх и сказал:
- Садитесь, пожалуйста.
- О, - сказал Бадер, - я совершенно забыл! Простите меня. Леонид,
товарищи, позвольте представить вам...
- Я Сидоров, - сказал Сидоров, неловко усмехаясь, потому что все
глядели на него. - Михаил Альбертович. Биолог.
- Уэлкам, Михаил Альбертович, - сказал волосатый Диксон.
- Ладно, - сказа Горбовский. - Сейчас я поем, Михаил Альбертович, и
мы пойдем в мою каюту. Там есть диван. Здесь тоже есть диван... - он
понизил голос до конфиденциального шепота, - но на нем расселся Бадер, а
он директор.
- Не вздумайте взять его, - сказал Валькенштейн по-китайски. - Мне он
не нравится.
- Почему? - спросил Горбовский.
Горбовский возлежал на диване, Валькенштейн и Сидоров сидели у стола.
На столе валялись блестящие мотки лет видеофонографа.
- Не вздумайте взять его, - повторил Валькенштейн.
Горбовский закинул руки за голову.
- Родных у меня нет, - сказал Сидоров. (Горбовский поглядел на него
сочувственно.) - Плакать по мне некому.
- Почему - плакать? - спросил Горбовский.
Сидоров нахмурился.
- Я хочу сказать, что знаю, на что иду. Мне необходима информация. На
Земле меня ждут. Я сижу здесь, над Владиславой, уже год. Год потратил
почти зря...
- Да, это обидно, - сказал Горбовский.
Сидоров сцепил пальцы.
- Очень обидно, Леонид Андреевич. Я думал, на Владиславу высадятся
скоро. Я вовсе не лезу в первооткрыватели. Мне просто нужна информация,
понимаете?
- Понимаю, - сказал Горбовский. - Еще бы. Вы ведь, кажется, биолог...
- Да. Кроме того, я проходил курсы пилотов-космогаторов и получил
диплом с отличием. Вы у меня экзамены принимали, Леонид Андреевич. Ну, вы
меня, конечно, не помните. В конце концов, я прежде всего биолог, и я
больше не хочу ждать. Меня обещал взять с собой Квиппа. Но он попытался
два раза высадиться и отказался. Потом прилетел Стринг. Вот это был
настоящий смельчак! Но он тоже не взял меня с собой. Не успел. Он пошел на
посадку со второй попытки и не вернулся.
- Вот чудак! - сказал Горбовский, глядя в потолок. - На такой планете
надо делать по крайней мере десять попыток. Как, вы говорите, его фамилия?
Стринг?
- Стринг, - ответил Сидоров.
- Чудак, - сказал Горбовский. - Неумный чудак.
Валькенштейн поглядел на лицо Сидорова и проворчал:
- Понятно, это тоже герой-удалец.
Сидоров покраснел.
- Нет, - сказал он, - я не герой. Стринг - вот это герой. А я биолог,
и мне нужна информация.
- Сколько информации вы получили от Стринга? - спросил Валькенштейн.
- От Стринга? Нисколько, - сказал Сидоров. - Ведь он погиб.
- Так почему же вы им так восхищаетесь?
Сидоров пожал плечами. Он не понимал этих странных людей. Это очень
странные люди - Горбовский, Валькенштейн и их друзья, наверное. Назвать
замечательного смельчака Стринга неумным чудаком... Он вспомнил Стринга,
высокого, широкоплечего, с раскатистым беззаботным смехом и уверенными
движениями. И как Стринг сказал Бадеру: "Осторожные сидят на Земле,
Август-Иоганн. Специфика работы, Август-Иоганн!" - и щелкнул пальцами.
"Неумный чудак"...
"Ладно, - подумал Сидоров, - это их дело. Но что делать мне? Опять
сидеть сложа руки и радировать на Землю, что очередная обойма
киберразведчиков сгорела в атмосфере; что очередная попытка высадиться не
удалась; что очередной отряд исследователей-межпланетников отказывается
брать меня в поиск; что я еще раз вдребезги разругался с Бадером и Бадер
еще раз подтвердил, что планетолет мне не доверит, но за "систематическую
дерзость" вышлет меня из "вверенного ему участка Пространства"? И опять
добрый старый Рудольф Крейцер в Ленинграде, тряся академической ермолкой,
будет приводить свои интуитивные соображения в пользу существования жизни
в системах голубых звезд, а неистовый Гаджибеков будет громить его
испытанными доводами против существования жизни в системах голубых звезд;
и опять Рудольф Крейцер будет говорить все о тех же восемнадцати
бактериях, выловленных экспедицией Квиппа в атмосфере Владиславы, а
Гаджибеков будет отрицать какую бы то ни было связь между этими
восемнадцатью бактериями и атмосферой планеты Владиславы, с полным
основанием ссылаясь на сложность идентификации в конкретных условиях
данного эксперимента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85