- Киберштурман, - хрипло сказал Валькенштейн.
- Рано, - сказал Горбовский и снова оскалился.
- Сносит... Много пыли.
- Рано, черт, - сказал Горбовский. - Иду к полюсу.
Ответа Валькенштейна Сидоров не услышал, потому что заработала
экспресс-лаборатория. Вспыхнула сигнальная лампа, и под прозрачной
пластмассовой пластинкой поползла лента записи.
- Ага! - закричал Сидоров.
За бортом был белок! Живая протоплазма! Ее было много и с каждой
секундой становилось все больше.
- Что же это! - сказал Сидоров.
Самописцу не хватило ширины ленты, и прибор автоматически
переключился на нулевой уровень. Затем сигнальная лампа погасла, и лента
остановилась. Сидоров зарычал, сорвал заводскую пломбу и обеими руками
залез в механизм прибора. Он хорошо знал этот прибор, он сам принимал
участие в его конструировании и не мог понять, что разладилось. С огромным
напряжением, стараясь сохранить равновесие, Сидоров ощупывал блоки
печатных плат. Они могли расколоться от толчков. Он совсем забыл про это.
Они двадцать раз могли расколоться во время прошлых поисков. Только бы они
не раскололись, думал он. Только бы они остались целы. Корабль трясло
невыносимо, и Сидоров несколько раз ударился лбом о пластмассовую панель.
Один раз он ударился переносицей и на некоторое время совсем ослеп от
слез. Блоки, по-видимому, были целы. Тут "Скиф-Алеф" круто лег на борт.
Сидорова выбросило из кресла. Он пролете через всю рубку, сжимая в
обеих руках вырванные с корнем обломки панелей. Он даже не сразу понял,
что произошло. Потом он понял, но не поверил.
- Надо было привязаться, - сказал Валькенштейн. - Пилот!..
Сидоров на четвереньках добрался по пляшущему полу до своего кресла,
пристегнулся ремнями и тупо уставился в развороченные внутренности
прибора.
Планетолет ударило так, словно он налетел на скалу. Сидоров, разинув
пересохший рот, глотал воздух. Очень тихо было в рубке, только хрипел
Валькенштейн, - шея его наливалась кровью.
- Киберштурман, - сказал он.
И тут снова дрогнули стены. Горбовский молчал.
- Нет подачи горючего, - сказал Валькенштейн неожиданно спокойно.
- Вижу, - сказал Горбовский. - Делай свое дело.
- Нет ни капли. Мы падаем. Замкнуло...
- Включаю аварийную, последнюю. Высота сорок пять... Сидоров!
- Да, - сказал Сидоров и принялся откашливаться.
- Ваши контейнеры наполняются. - Горбовский повернул к нему свое
длинное лицо с сухими блестящими глазами. Сидоров никогда не видел у него
такого лица, когда он лежал на диване. - Компрессоры работают. Вам везет,
Атос!
- Мне здорово везет, - сказал Сидоров.
Теперь ударило снизу. У Сидорова что-то хрустнуло внутри, и рот
наполнился горькой слюной.
- Пошло горючее! - крикнул Валькенштейн.
- Хорошо... Прелесть! Но занимайся своим делом, ради бога. Сидоров!
Эй, Миша...
- Да, - сипло сказал Сидоров, не разжимая зубов.
- Запасного комплекта у вас нет?
- Ага, - сказал Сидоров. Он плохо соображал сейчас.
- Что "ага"? - закричал Горбовский. - Есть или нет?
- Нет, - сказал Сидоров.
- Герой... - сказал Валькенштейн. - Удалец...
Сидоров скрипнул зубами и стал смотреть на экран перископа. По экрану
справа налево неслись мутные оранжевые полосы. Было так страшно и тошно
видеть это, что Сидоров закрыл глаза.
- Они высадились здесь! - закричал Горбовский. - Там город, я знаю!
Что-то тоненько звенело в рубке в страшной шатающейся тишине, и вдруг
Валькенштейн заревел тяжелым, прерывистым басом:
Бешеных молний крутой зигзаг,
Черного вихря взлет,
Злое пламя слепит глаза,
Но, если бы ты повернул назад,
Кто бы пошел вперед?
"Я бы пошел", - подумал Сидоров. - Дурак, осел! Нужно было дождаться,
пока Горбовский решится на посадку. Не хватило терпения. Если бы сегодня
он шел на посадку, плевал бы я на экспресс-лабораторию!" А Валькенштейн
ревел:
Чужая улыбка, недобрый взгляд,
Губы скривил пилот...
Струсил десантник, тебе говорят,
Но, если бы ты не вернулся назад,
Кто бы пошел вперед?
- Высота двадцать один! - крикнул Горбовский. - Перехожу в
горизонталь.
"Теперь бесконечные минуты горизонтального полета, - подумал Сидоров.
- Ужасные минуты горизонтального полета. Многие минуты толчков и тошноты,
пока они не насладятся своими исследованиями. А я буду сидеть, как слепой,
со своей дурацкой разбитой машиной!"
Планетолет ударило. Удар был очень сильный, такой, что потемнело в
глазах. И Сидоров, задыхаясь, увидел, как Горбовский с размаху ударился
лицом о пульт, а Валькенштейн раскинул руки, взлетел над креслом и
медленно, как это бывает во сне, с раскинутыми руками опустился на пол и
остался лежать лицом вниз. Кусок ремня, лопнувшего в двух местах, плавно,
как осенний лист, скользнул по его спине. Несколько секунд планетолет
двигался по инерции, и Сидоров, вцепившись в замок ремня, чувствовал, что
все падает. Но затем тело снова стало весомым.
Тогда он расстегнул замок и поднялся на ватные ноги. Он смотрел на
приборы. Стрелка альтиметра ползла вверх, зеленые зигзаги контрольной
системы метались в голубых окошечках, оставляя медленно гаснущие туманные
следы. Киберштурман вел планетолет прочь от Владиславы. Сидоров перешагнул
через Валькенштейна и подошел к пульту. Горбовский лежал головой на
клавишах. Сидоров оглянулся на Валькенштейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85